—Мы плакали, но мы не понимали, почему плачем. Мы были в полном смятении и все ждали, когда вернется мама. Потом, три года спустя, отец просто женился на нашей экономке и сказал нам, чтобы мы звали ее мамой, потому что она наша новая мать. Это вызвало еще большее смятение, потому что было непонятно, куда девалась прежняя. Каждый боролся со своим горем как умел: кто-то стремился к незаурядному успеху в жизни, кто-то, наоборот, опускал руки. Это был маниакальный психоз и так мы боролись со своей болью, с тем, что было на душе. Я рано столкнулась со смертью, познала чувство утраты. Меня не воспитывала мать. Мачеху я так и не признала, продолжая относиться к ней как к экономке. В общем, росла исключительно под отцовским влиянием. Во многих отношениях во мне больше того, что принято считать мужской позицией. Никто не говорил мне, что мне придется выходить замуж и рожать детей, меня не учили готовить, поэтому я, наверное, меньше гожусь на роль хранительницы домашнего очага, чем другие женщины. Но я такая, какая есть.