— Тебе больно?
— Нет, — с грустью призналось существо, будто мечтая о боли. — Я ничего не чувствую. Все проявления жизни во мне только внешние. Но я учусь. — Оно улыбнулось. — Я научился зевать. И пукать тоже.
Это звучало одновременно нелепо и трогательно: оно стремилось научиться пукать, потому что вызывающее всеобщий хохот нарушение в работе пищеварительной системы было для него драгоценным признаком принадлежности к роду человеческому.