Основная причина смерти ― это не транспозоны, не дисфункция митохондрий, не деградация межклеточного матрикса, а чудовищная глупость, что мы этим всем не занялись, мы всё проигнорировали, поехали в отпуск, стали выпивать, заниматься своими делами, проигнорировали, что мы умрём. Смерть ― самый большой гамбургский счёт, который человек может заплатить. Он платит небытием за своё непонимание того, что он смертен.

Юбилей не похороны: принимающий почести может выступить с ответным словом.

Зубр в стойло не пойдёт.

Некоторые подчинённые похожи на балерин — ходят на цыпочках, крутятся, кланяются.

Фотороботы — это отпечатки лиц.

Лучше ошибаться в делах, чем ошиваться без дела.

Не странно ли, что, полюбив, умники глупеют, а дурни умнеют?

Дать и отдать — не одно и то же. Те, кто дают, нас умиляют. Те, кто отдают, — удивляют.

На голодный желудок плохо думается, но хорошо мечтается.

В Ватикане нет провинциалов.

Люди рождаются, умирают, а если ещё что-то происходит в промежутке, значит, повезло.

Человечество стыдливо опускает взор: сперва глядели в телескоп, затем перешли на телевизор, теперь уткнулись в телефон.

Африка — место, где много вождей и мало дождей.

Мы обижаемся не на тех, кто нам не звонит, а на тех, кто не перезванивает.

Пошлость — это когда с пафосом об очевидном.

Как-то мы хоронили Саню Монина — рок-музыканта известного. Пришли на кладбище. Там на одной могиле стояла стела. На этой стеле был портрет человека, вырезанный из большой семейной фотографии, родственников отрезали. Человек в костюме, улыбающийся такой дядька, очевидно вырезанный из общей фотографии. Я вспоминаю фотографию эту на могильном памятнике и понимаю, что люди, которые занимаются властью во всём мире, находятся вот в этом состоянии: они отрезали нас со всех сторон на общей фотографии, поскольку мы все — бесплатное приложение к стране. Нас отрезали, а сами творят чудеса.

Если народу ложкой взять нечего, он берётся за вилы.

Если мудрецу среди невоспитанных людей не удастся сказать слова, не удивляйся: звук лютни не слышен во время грохота барабана, а аромат амбры пропадает от вони чеснока.

Революции начинаются тогда, когда недоедание надоедает.

Жизнь — лес, а роман — парк, и даже густые заросли в нём продуманы.