Много лет назад Ольга Аросева, Галина Волчек и Татьяна Пельтцер отдыхали в Карловых Варах.
К Пельтцер приехал ее бывший муж. До войны они жили в Германии, но его, члена Коминтерна, коммуниста, Гитлер бросил в концлагерь, а Татьяна Ивановна уехала в Россию. Они не виделись много лет, у каждого своя жизнь, и встретились в Карловых Варах. Ходили, взявшись за руки, не расставаясь ни днем, ни ночью.
И вот, когда дружная компания расположилась под тентами летнего кафе, Волчек, глядя на эту волшебную пару, задумчиво сказала: «Какая же тварь, этот Гитлер, какую любовь разрушил…»
На что бывший член Коминтерна, узник концлагеря, жертва нацизма и муж Татьяны Ивановны Пельтцер заметил: «Да, конечно, Гитлер был очень нехороший человек, на нем много грехов, но в нашей разлуке он не виноват. Я у Танечки нечаянно обнаружил в кармане фартука любовную записку от моего лучшего друга…»
Пауза. Аросева: «Танька! Так ты, выходит, блядь, а не жертва нацизма?!»

Там, слышишь, миллион украли, там сто тысяч… Проснешься в одно прекрасное утро, выглянешь в окно, ан ничего нет, всё украдено. Взглянешь, а по улице бегут кассиры, кассиры, кассиры…

Когда расстрельный полк стоит у края,
И взгляд прощальный выплеснут из глаз,
Всегда есть тот, который не стреляет,
Кто не согласен выполнить приказ.

Всегда есть тот, талантливый и бледный,
Который вопреки, наоборот,
И кто ещё при жизни стал легендой,
Всех пережив на двести лет вперёд.

Распятый, как Христос, людскою злобой
И сплетнями пришпиленный к кресту,
Всегда есть тот, кто жив и после гроба,
Кто измеряет песнями версту,
… показать весь текст …

Женщина была очень старой — ей было, по всей видимости, около девяноста.

Я же был молод — мне было всего семнадцать.

Наша случайная встреча произошла на песчаном левом берегу Днепра, как раз напротив чудной холмистой панорамы правобережного Киева.

Стоял тихий тёплый летний день тысяча девятьсот пятьдесят второго года. Я играл с друзьями в футбол прямо на пляжном песке. Мы хохотали и орали что есть мочи.

Женщина лежала неподалеку, под самодельным матерчатым навесом, читая книгу. Было весьма в…
… показать весь текст …

И что ни день, то новый узелок
Вяжу, чтоб оставаться в той же связке
Со всем и вся. Сей узелок — залог,
Что числюсь я в ансамбле песни, пляски.
И пляшет лист, и дождичек поёт,
Я тоже как-то самовыражаюсь,
Тому, что в рот течёт сладчайший мёд
Горчайших дней всё время поражаюсь.
Да и тому, что звонкий и шальной,
Весёлый дождь за мною увязался,
И узелок, что всех связал со мной, —
Вот чудеса — ещё не развязался.

слухи распускают
что ни слово ложь
ты не верь родная
и топор полож

. Но, при всем либерализме, мы не только не отрицали необходимости помпадура, но даже прямо говорили, что без помпадура мы пропадем, как шведы под Полтавой. В безграничном нашем усердии мы желали от помпадура только одного: чтоб он не отвлекал нас от рапортов, предписаний и ведомостей, чтоб не истощал казны чересчур блестящими предприятиями и простил бы, если б кто-нибудь из нас, по рассеянности, выказал простую теплоту чувств в такую минуту, когда принято выказывать теплоту чувств особенную.

Твой случай таков, что мужи этих мест и предместий
Белее Офелии бродят с безумьем во взоре.
Нам, виды видавшим, ответствуй, как деве прелестной:
Так быть или как? Что решил ты в своём Эльсиноре?

Пусть каждый в своём Эльсиноре решает, как может,
Дарующий радость — ты щедрый даритель страданья.
Но Дании всякой нам данной тот славу умножит,
Кто подданных душу возвысит до слёз, до страданья, рыданья.

Спасение в том, что сумели собраться на площадь
Не сборищем сброда, спешащим глазеть на Нерона,
А стройным собором собратьев, отринувших пошлость.
Народ невредим, если боль о певце всенародна.
… показать весь текст …

Нет, я не одинок, у меня есть верные друзья: табак и алкоголь.
Мы много лет не виделись, у каждого своя жизнь,
Но я уверен, они бросят все дела и примчатся по первому зову.
С ними можно молчать обо всем, говорить обо всем,
Нет более внимательных собеседников и преданных друзей.
Мне повезло узнать их в молодые годы, мы многое пережили вместе,
Есть о чем грустить и сожалеть.
Когда за окном серый день, подступают сомнения,
Кажется, что одиночество вот-вот сомкнёт над моей головой свинцовые воды,
Я вспоминаю старых друзей: табак и алкоголь.
На моем немолодом лице проступает улыбка,
Мне достаточно знать, что они есть у меня.
Не стоит беспокоить друзей по пустякам.

У нас единственные профессионалы — это воры.

Секрет долгой семейной жизни это умение находить компромиссы, а не умение отстоять свою точку зрения.

Население Уругвая составляет 3.457.000 человек. А в Австралии живет 45.000.000 кенгуру. Если австралийские кенгуру решат напасть на Уругвай, то каждому уругвайцу придется сражаться с 14 кенгуру.

Подобье черно-белого экрана
Скупая ленинградская природа.
По улице проходят ветераны,
Становится их меньше год от года.

Сияет медь. Открыты окна в доме.
По мостовой идут они, едины,
И сверху мне видны, как на ладони,
Их ордена и сгорбленные спины.

С годами все трудней их марш короткий,
И слезы неожиданные душат
… показать весь текст …

Старость не забывает своего нежного опыта и любит давать добрые советы, так как уже не может показывать дурных примеров.

— Ну и что ты обнаружил,
Выйдя утром из себя?
— Что июль стоит снаружи,
Ветром ветки теребя.
Обнаружил дождик спорый
И весёлый, и грибной,
Обнаружил мир, который
То родной, то неродной.
То приветствует любезно,
То вдруг в голосе ледок.
Обнаружил близкой бездны
Неприятный холодок.

мне в мусорку выкинуть жалко еду
опять не доела свой ужин
наверно я снова себе заведу
мужа

В искусстве шел по стопам великих, поэтому следов не оставил.

Тот день всегда необычаен.
Скрывая скуку, горечь, злость,
Поэт — приветливый хозяин,
Читатель — благосклонный гость.

Один ведет гостей в хоромы,
Другой — под своды шалаша,
А третий — прямо в ночь истомы,
Моим — и дыба хороша.

Зачем, какие и откуда
И по дороге в никуда,
Что их влечет — какое чудо,
Какая черная звезда?
… показать весь текст …

Когда говорят, что писатель в моде, это почти наверняка означает, что восхищаются им только люди до тридцати лет.

Из века в век и год от года
смеясь над воплями старателей,
бренчит российская свобода
ключами сменных надзирателей.