Дама Треф и Джокер

Истерика! Истерика! Истерика!
«Снимают гипс! Клиент уехал, шеф!»
Бесстыжая, крамольная Америка
Себя вдруг возомнила Дамой Треф!

Вот вам пример открытой сегрегации:
Достоин счастья лишь один народ!
Все дании, германии и франции
Бидон отправил в мусоропровод.

Какими любовались горизонтами:
Дешёвый газ по трубам! Благодать!
… показать весь текст …

Господи, зачем ты в одночасье
столько раз сменяешь гнев на милость?
Отличать отчаянье от счастья
сердце до сих пор не научилось.
Не суди так строго, так жестоко,
но всесильной ласковой рукою
отдели тревогу от восторга,
боль от скуки, слабость от покоя!

Первый мужик, на которого не потянула.
Первый мужик, на которого не посягнула.
Первый, перед кем, задрожав, подкосились колени
Первый мужик о котором сказала: «Последний».

Там лес и дом, и курочки рябые,
там золото вечернего крыльца,
там голуби жемчужно-голубые
прогули-гули-гуливаются,
там остается непочатой книга,
там на границе памяти и сна
у дедушки и бабушки черника
растет в ногах. А в головах — сосна.

Сели визави.
Сразу раскумекал,
что во мне любви
больше, чем молекул.
Виделись? — В раю.
Глазки-то раскрой-ка,
видишь — состою
из любви, и только.

Мужчина женщине родина.
Мужчине женщина путь.
Как много тобою пройдено!
Родной, отдохни чуть-чуть:
вот грудь — преклони голову,
вот сердце — лагерь разбей,
и будем делить поровну
сухой остаток скорбей.

Ждать награды, считать удары,
сжимать в кармане в часы тревог
ключ от рая — такой старый,
что страшно: вдруг поменяли замок?

Золотко мое, закат,
свете тихий,
кто приносит аистят
аистихе,
кто уносит аистих
в занебесье,
кто диктует музе стих,
песне — песню?

Смысл жизни младше жизни
лет на тридцать — тридцать
пять.
Полагается полжизни
ничего не понимать.
А потом понять так много
за каких-нибудь полдня,
что понадобится Богу
вечность — выслушать меня.

Вспыхнет слезинка радугою
и заискрит, летя.
Горе в стишок укладываю,
как в колыбель дитя.
Песенка льется вкрадчивая,
солнце окно слепит.
Дактилем горе укачиваю.
Всхлипывает. Не спит.

Не овец, с холмов гонимых,
не фарфоровых слонов, —
пересчитывай любимых,
постояльцев прежних снов,
прежде сна лишавших, бывших
всех, качавших на руках…
Пересчитывай любивших.
И к утру уснешь в слезах.

Ясные лики. Унылые лица.
Первых мало, последних много.
Пап, ты что, не умеешь молиться?
Нужно просто просить у Бога
всё, что хочешь. Но зная меру —
не щенка, не ключи от машины,
а что-нибудь лёгкое. Ну, к примеру,
чтобы все были живы.

Ты говоришь, что наш огонь погас,
Твердишь, что мы состарились с тобою,
Взгляни ж, как блещет небо голубое!
А ведь оно куда старее нас…

Западные СМИ пишут, что от мобилизации из России убежали какие-то там невероятные десятки тысяч людей с пенисами. Кто-то сообщает аж о 250 тысячах. Я пишу «люди с пенисом» — потому что не могу назвать этих людей мужиками. И не из-за модной гендерной повесточки, а от того, что они реально не мужики. Пиписка есть, а мужества — нет.
Хорошо. Пусть четверть миллиона. Да, очень большое число.
Только вот через пару дней гражданами России станут почти шесть миллионов мужчин и женщин. Многие из них выстрадали свою Россию восьмилетней жизнью под обстрелами, буквально кровью, жизнями своих родных и близких. Там дети родились, которые не знают, что такое мир.
Почти шесть миллионов человек, которые годами мечтали стать гражданами России. И против них — пусть даже четверть миллиона обосравшихся. Тем более, что большинству всё равно придётся возвращаться домой, потому что они никому и нигде не нужны. Вообще.

Приносить пользу миру — это единственный способ стать счастливым.

Каждый хорош по-своему! Не всем же быть благородными, надо кому-нибудь и дело делать.

Всем дано поровну, только считаем мы по-разному.

Жизнь каждого человека — это сказка, написанная Богом.

Ганс Христиан Андерсен

Пока тебя любят — все переносимо. Мудрей этой мудрости никто никогда не выдумает.

Чтобы сказать много, надо мало говорить.