Чем больше времени мы тратим на обиды и ссоры, тем меньше его остается для счастья.

Если не верить, не ждать и не надеяться — жизнь оказывается офигительной штукой. Никто не разочаровывает, не обманывает и не обижает

Когда разочаровываешься в человеке, понимаешь: это не он такой плохой! Это ты относилась к нему лучше, чем он этого заслуживал, и ждала от него того, на что он вообще не способен…

Помнишь, в детстве на качелях улетали в Небеса? По спине вилась веревкой непослушная коса? Помнишь сбитые коленки? Вкус зеленых абрикос? Помнишь, как смешно катиться в снег? На пузе! Под откос! Помнишь мандарин на елке? Как бывал подарку рад? Помнишь, как конфеты прятал Жадный Кузя — младший брат? Помнишь, как вкусны сосульки? Помнишь страшный рыбий жир? Помнишь, помнишь, помнишь, помнишь… Если помнишь — значит, жив!

Из 15 лет супружеской жизни 10 лет я каждое утро слышала «Где мои носки!!!», хотя они всегда были в одном и том же месте! Я стала менять их месторасположение. Например завешивала ими экран телевизора, который включался в момент вставания Карлсона с кровати. Развешивала на зеркале, у которого он чистил зубы. Но через минут 15−20, когда он начинал одеваться «Где мои носки?» звучало вновь! А потом я купила такой милый пластиковый тазик с цветочками, сложила туда пар 60 носков, вручила благоверному с угрозой, что если возникнет интерес по поводу местонахождения вышеозначенных предметов, то тазик будет раздолбан о его нежно любимую голову!!! Теперь я время от времени слышу «Где тазик?!»

Я — молящая у Морфея
Горсть забвения — до рассвета…
— Он не любит тебя. — И это
Только к лучшему, моя фея.
Души холодом зашивая,
Город бледен и мутно-бежев.
Счастье.
— Слушай, но ведь тебе же Больно!
— Этим и выживаю.

Я хотела как лучше, правда: надумать наших Общих шуток, кусать капризно тебя за палец, Оставлять у твоей кровати следы от чашек, Улыбаться, не вылезать из твоих рубашек,
Но мы как-то разбились.
Выронились.
Распались.

Мое солнце, и это тоже ведь не тупик, это новый круг.
Почву выбили из-под ног — так учись летать.

И триединый святой спецназ
Подпевает мне, чуть фальшивя.
Все, что не убивает нас,
Просто делает
Нас
Большими.

Если вас трамвай задавит, вы конечно вскрикнете, раз задавит, два задавит, а потом привыкнете.

И хохотать про себя от злобы,
В прихожей сидя до темноты.
Со мной немыслимо повезло бы Кому-то, пахнущему, как ты.

Утро близится, тьма все едче,
Зябче; трещинка на губе.
Хочется позвонить себе.
И услышать, как в глупом скетче:
— Как ты, детка? Так грустно, Боже!
— Здравствуйте, я автоответчик.
Перезвоните позже.
Куда уж позже.

…И пусть мне вечер зажигает свечи,
И образ твой окутывает дым,
Но не хочу я знать, что время лечит,
Что всё проходит вместе с ним…

Если отвернутся, значит недостаточно любили.

Красивых любят чаще и прилежней,
Веселых любят меньше, но быстрей.
И молчаливых любят, только реже,
Зато уж если любят, то сильней.

Мне скулы от досады сводит:
Мне кажется который год,
Что там, где я, — там жизнь проходит,
А там, где нет меня, — идёт.