Во всяком прошлом есть темные страницы…

Целованием любви предаём мы тебя. Целованием любви предаём мы тебя на поругание, на истязания, на смерть! Голосом любви скликаем мы палачей из тёмных нор и ставим крест — и высоко над теменем земли мы поднимаем на кресте любовью распятую любовь.

Чтобы идти вперёд, чаще оглядывайтесь назад, ибо иначе вы забудете, откуда вы вышли и куда нужно идти!!!

Как тяжело быть человеком, только человеком!

Ведь правда: когда одним глазом смотришь на тот свет, то в глазу, обращенном на этот, едва ли может гореть особенно яркое пламя…

— Но ведь в действительности она виновна?

— В действительности! —нетерпеливо сказал Алексей Семенович. — Откуда мы можем знать, что происходит в действительности? Может быть, там черт знает что, в этой действительности. И нет никакой действительности, а есть очевидность.
…
— Перепишите-ка мне одну копийку. А действительность оставьте, нет никакой действительности. Действительность! Ах, чудак, чудак!

Более храбрости требуется для жизни, нежели для смерти.

Пусть всепобеждающая жизнь — иллюзия, но я верю в нее, и несчастья нынешнего дня не отнимут у меня веры в день грядущий. Жизнь победит — сколько рук ни налагалось бы на нее, сколько безумцев ни пытались бы ее прекратить. И разве не умнее: жить, хваля жизнь, нежели ругать ее — и все же жить!

Настоящую любовь можно узнать по тому, насколько от нее человек становится лучше, и еще по тому… насколько от нее в душе светлеет.

— Но разве благочестивые люди умеют отличить фальшивое от настоящего? Это умеют только мошенники.

Все звери боятся света.

И когда подошел к ней полковник Пряхин, старый любезник, и стал говорить любезности, она уже сама послала его к мужу…

И тут, глядя в блестящие влажные глаза, полковник Пряхин понял, что перед ним сумасшедшая от любви, от гордости и от счастья женщина, — и ему сделалось страшно, и единственный раз за всю свою жизнь он почувствовал обманчивую призрачность солнца, земли, на которой так твердо стоят его ноги, всего, что окружает и в чем живёт человек.

Бедный и ненужный разум! Пытаешься ты иногда снять с себя путы, наложенные телом, — напрасно! Или ты холоп, подобострастный и услужливый; или непрошеный советчик, свысока игнорируемый; или враг и мучитель, отравляющий душу, но никогда не бываешь ты тем, чем должен быть — господином.

Ты, конечно, не видишь своих глаз, но я-то их вижу. Я теперь боюсь темных углов. Как темный угол, так оттуда смотрят на меня твои глаза, смотрят с такою ненавистью, с такой злобой… Я теперь во сне вижу твои глаза и просыпаюсь от их взгляда каждый раз с чувством, что ты меня уже — убила.

У тебя глаза, как у молчания в лесу.

Не нравится мне твоя улыбка — какую еще ложь приготовила ты, Анфиса? Ну-ка, взгляни на меня! Глаза у тебя правдивее, чем рот. (Смотрит и слегка отодвигается назад.) Так, так! Ах, сколько в них ярости! И страдания. Ярости и страдания. Какое
странное сочетание…

Нет. Ты ненавидишь меня, Анфиса? В твоих глазах загораются огни: зеленый, красный. и еще желтый…

Постой, глаза… Покажи глаза! А-а-а-а-а!
-------------------

У высоко летающих птиц не только крылья большие, но и клювы поувесистей.

Миллион людей, собравшись в одно место и стараясь придать правильность своим действиям, убивают друг друга, и всем одинаково больно, и все одинаково несчастны — что же это такое, ведь это сумасшествие?

Борьба — вот радость жизни

И начал рассказывать, как дешево все за границей, а люди только дороги. Не так, как у нас: все дорого, а люди дешевы.

ДЕНЬГИ НЕ ИСПРАВЛЯЮТ НЕСПРАВЕДЛИВОСТЕЙ ПРИРОДЫ, А УГЛУБЛЯЮТ ИХ.

Где жертва, там и палач, и предатели там! Жертва — это страдания для одного и позор для всех.