Человек не рождается раз и навсегда в тот день, когда мать производит его на свет, но жизнь заставляет его снова и снова — много раз — родиться заново самому.

— Ответь ему «да», — сказала она. — Даже если умираешь от страха, даже если потом раскаешься, потому что будешь каяться всю жизнь, если сейчас ответишь ему «нет».
«Любовь во время чумы»

Настоящий друг — ето тот кто будет держать тебя за руку и чувствовать твое сердце.

Мужчины обычно расцветают осенней молодостью, первые седины придают благородство их облику, и они вдруг опять становятся блестящими и соблазнительными, особенно в глазах молодых женщин, в то время как их увядшим женам приходится цепляться за их руку, чтобы не споткнуться о собственную тень. Но проходит еще несколько лет, и мужья внезапно проваливаются в пропасть отвратительной старости, разом одряхлев и телом и душой, и теперь женам приходится водить их под руку, точно слепых, и нашептывать на ухо, дабы не ранить мужскую гордость, чтобы смотрели под ноги хорошенько, там три, а не две ступеньки, а посреди улицы — лужа. И с таким трудом они перебираются через улицу, словно это последний брод последней в их жизни реки.
«Любовь во время чумы»

Если бы дерьмо хоть что-нибудь стоило, бедняки стали бы рождаться без задниц.

Люди живут и носят одни и те же имена — и разные, почти карнавальные, маски. Кто отличит героя от предателя, а шлюху — от святой?

— Если хочешь сажать розы — сажай, — сказал он.
— Их съедят свиньи, — сказала она.
— Ну и что же, — сказал полковник. — Зато, какими вкусными будут свиньи, если их откармливать розами.
«Полковнику никто не пишет»

«Мать моя Бендисьон Альварадо, — думал он, — как это может быть что у меня оказалось столько врагов? А до истинных виновников никак не доберемся!»
Что касается количества врагов, то Хосе Игнасио Саенс де ла Барра объяснил ему, как это получается: «За шестьдесят — наживаем шестьсот, за шестьсот — наживаем шесть тысяч, и так до шести миллионов!»
«Но это же вся страна, черт подери, — воскликнул он, — так мы никогда не кончим!»
Но Хосе Саенс де ла Барра невозмутимо заметил: «Спите спокойно, генерал!
Мы кончим, когда они кончатся!»
Экий варвар!

В семейной жизни куда легче уклониться от катастроф, нежели от досадных мелочных пустяков.
«Любовь во время чумы»

Любопытство — одна из многочисленных ловушек, которые расставляет любовь.

…нет ничего более похожего на одиночество власти, чем одиночество славы.

То и дело отрывался от занятий и звонил целыми днями, день за днем, пока не понял, что у этого телефона нет сердца.

Плодитесь, коровы, — жизнь коротка!

Я не знаю никого, кто в той или иной мере не чувствовал бы себя одиноким.

Поезд, выехав из дрожащего коридора ярко-красных скал, углубился в банановые плантации, бесконечные и одинаковые, и тогда воздух сделался влажным и перестал ощущаться ветерок с моря. В окно вагона ворвался удушающий дым. По узкой дороге рядом с рельсами волы тянули повозки, доверху нагруженные зеленоватыми гроздьями бананов. За дорогой, на ничем не засаженной и потому какой-то неуместной здесь земле, стояли конторы с электрическими вентиляторами внутри, казармы из красного кирпича и проглядывающие среди пыльных розовых кустов и пальм террасы с белыми столиками и стульями.

Унитаз наверняка выдумал человек, не знающий о мужчинах ничего…

Одна разновидность любви уничтожает другую ее разновидность, ибо человек в силу своей природы, насытив голод, теряет интерес к еде.
«100 лет одиночества»

В тайных похождениях женщины ведут себя точно так же, как и мужчины, те же уловки, те же чувственные порывы, те же измены без зазрения совести.
«Любовь во время чумы»

У входа в город повесили плакат: «Макондо», другой, побольше, установили на центральной улице, он гласил: «Бог есть».
-----------

Вновь возродившаяся страсть была неутолимой: не раз случалось, уже сев за стол, они посмотрят друг другу в глаза, ни слова не сказав, закроют кастрюли крышками и отправляются в спальню — умирать от голода и от любви.