Блажен не умирающий от скуки, катящийся подобно колесу — и граждане уткнулись в покетбуки да слушают в наушниках попсу. У граждан кайф — не жарко и не сыро; в их силах разогнать любую тьму. Им Бог всё время шлёт кусочки сыра за верное служение ему. И много ль толку, глядя в эти лица, кричать: «Да вы же звери, господа!»? Народ, имея шанс увеселиться, по этому пути идёт всегда. И нет бы, озаботясь, что-то взвесить, наметить траектории судьбе — им ближе клуб «Для тех, кому за 10», где хорошо с подо…
… показать весь текст …

Проигранными вдребезги пари,
не верными ни богу, ни отчизне
бродячими котами ноябри
приходят в неприкаянные жизни.
И всё трудней хранить в себе тепло;
звучат шаги потерянно и гулко…
Глядит на всех затравленно и зло
трубопровод сырого переулка,
где ты бредёшь, где хмарь и пустота,
где серые заплаканные стены,
и на лице опавшего листа
арабской вязью выделились вены.
Здесь корабли дрейфуют на воде
вслепую, потеряв свои пенаты.
… показать весь текст …

Гляжу, как в студёную зимнюю пору
достаточно медленно (мог бы быстрей!)
кряхтя и ворча, поднимается в гору
невзрачный мужчина. По виду еврей.
Не развит физически (только духовно).
Мешают идти простатит и стеноз.
Он с присвистом дышит и выглядит, словно
лошадка, везущая хворосту воз.
Он циник. И, значит, не верит в примету,
возникшую как-то в пустой болтовне:
что если гора не идет к Магомету,
то к Хаиму, дескать, могла бы вполне.
Пусть умники трижды измыслят причины,
откуда у парня семитская грусть,
… показать весь текст …

Оскома ноября. Пустые зеркала.
Зелёный стынет чай. Допей, а хочешь — вылей.
Последнюю листву съедает полумгла.
Пора перечитать «Собаку Баскервилей».
На крыше лёгкий снег, на стёклах первый лёд…
Заройся в теплый плед, замри женою Лота.
Держаться в стороне от торфяных болот
немыслимо, когда вокруг одни болота.
Как хочешь, так и дли неприбыльное шоу,
скукоженная тень в застиранном халате…
Сэр Генри, ты один. И Бэрримор ушёл
к тому, кто меньше пьёт и регулярней платит.
А скомканная жизнь летит, в глазах рябя.
И красок больше нет, и век уже недолог,
… показать весь текст …

Серой пылью, травой и прахом
обязательно станет каждый.
Всё исчислено.
А пока что
остаются да Винчи с Бахом,
Модильяни, Рембо, Прокофьев,
Боттичелли, Толстой, Стравинский,
осторожная терпкость кофе
и сугревный глоточек виски.

Остаются БГ и Заппа,
уморительный взгляд коалы,
и хрустальной росы кристаллы,
и пьянящий сосновый запах,
… показать весь текст …

Когда-то закончатся ноты
осенней порою рассветной,
и та, без которой ты мёртвый,
уйдет в никуда, в никогда…
Вот так и запомнишь ее ты —
немыслимой, инопланетной,
горячей, как кровь из аорты,
холодной, как кубики льда.

Не будет ни капли, ни йоты
того, что зовется надеждой,
закроется черная дверца
меж миром твоим и её…
Вот так и запомнишь ее ты —
… показать весь текст …

Как странно, осень, ты другой казалась в детстве —
спокойной, ласковой… Давай туда махнём!
Вся жизнь — театр. Но — театр военных действий.
В нём победителей не сыщешь днём с огнём.
Протри очки. Картинка видится нечёткой.
Там, за окном, гуляет ветер-прохиндей…
Мы в клети заперты. Мы словно за решёткой.
Свободу нашу очертил СИЗО дождей.
Все мысли — только о земном, не о высоком:
о холодах да о простудной хрипотце…
А красный лист, упав, лежит кровоподтёком
на исстрадавшемся асфальтовом лице.
Ты рядом, осень. Ты жива, и я не умер,
вновь разгадать тебя пытаюсь, как кроссворд…
… показать весь текст …

без

куда мне без тебя, куда
в какую тишь каких пространств
в какие страны, города
в посконный рай, в буддистский транс

куда мне без тебя, куда
сидеть смотреть «Реал мадрид»
и не бросать кусочки льда
в среду, что пьется и горит

заткнуться, выйти из игры
вот так, за здорово живешь
… показать весь текст …

Предугадай-ка: осознешь, нет ли,
бесстрастный, словно камни пирамид,
когда в последний раз дверные петли
земного скрипа истощат лимит.
Невидная окончится эпоха,
и в пригоршне едва звучащих нот
прозрачный иероглиф полувдоха
незримый нотный стан перечеркнет.
Твой путь земной — не шаткий и не валкий —
на этой гулкой точке завершив,
взлетят куда-то к потолочной балке
растерянные двадцать грамм души,
где и замрут, как мир окрестный замер,
и где, платки в ладонях теребя,
… показать весь текст …

Всё дольше ночи. Но пока — привольно дню.
Непросто с негою расслабленной проститься…
И вновь по глянцевой небесной авеню
подобьем гоночных машин несутся птицы.
Слепящий диск с утра глядит в оконный створ,
как круглолицая мадонна кисти Джотто.
Но мы-то знаем: этот август — светофор,
зелёный свет в котором сменится на жёлтый;
и осень гугловский собой заполнит топ,
войдет к нам в кровь, как будто шалый изотоп,
асфальт на радостях укрыв листвою прелой.
А лето, чутко повинуясь знаку: «STOP!»,
нажмёт на тормоз лёгкой ножкой загорелой.

Я не дослужил обедни, и скрылась из глаз стезя.
Мерещится мрак колодца и длящийся вечность миг.
Я, можно сказать, последний. За мной занимать нельзя.
На мне это всё прервётся: и солнце, и птичий крик…

Как радостно, как ручьисто врывалась в наш мир весна!
Как бойко звучали горны, как буйствовал бересклет!
Но возраст творит бесчинства: и линзы глазного дна
легко превращают в чёрный хронически белый цвет.

На дне я. Мне имя — Сатин. Найдя свой удел и схрон,
я на волосок от бездны, и ей подхожу вполне.
Давай, приходи, писатель, с гусиным своим пером,
и книгу пиши, болезный. Естественно, обо мне.
… показать весь текст …

Детство. Драка орков у подъезда.
На душе — запутанно и скверно.
Дома — пухлый томик Жюля Верна
и вопросов давящая бездна.
Завуч — в жалком синем дерматине.
Школьный воздух спёрт и вечно громок…
Парты — в перочинной паутине
нецензурных злых татуировок.

Юность. Не упомню, польза, вред ли
в ней — простой, как будни жилконторы…
Словно проскочивший поезд скорый
только на минутку бег замедлил.
Я смотрелся в небо голубое,
… показать весь текст …

Осень пестует воду в ступе
потемневших воздушных ям.
Дождь, начавшись, прицельно лупит
по нахохленным воробьям.
По законам, угодным Богу,
и надеясь на «даждь нам днесь»,
воробьи улететь не могут.
Воробьи остаются здесь.
Не сыграешь в принцесс и принцев
и не выйдешь из зон боёв.
Выживание — общий принцип
человеков и воробьёв,
Ведь Создатель и тех, и этих
общей нитью в иглу продел.
… показать весь текст …

Хорошо уходить по-английски
в равнодушный багряный закат
без упреков, без пошлой записки,
без случайного взгляда назад.
Хорошо уходить по-английски,
уходить в неуют, в непокой,
неба край поразительно близкий
изумленно потрогав рукой.
Отойти от вселенских законов,
от нелепых «хочу — не хочу»…
Все свои миллиарды нейронов
пригасить, как ладонью — свечу.
Позабыть о чужом постоянстве,
позабыть, где враги, где друзья,
… показать весь текст …

.патамушта в жилище твоём по углам паутинка и не светится истина в чёрном дешёвом вине и никто не поможет погладить шнурки на ботинках хоть ори по-французски вальяжно и зло: «Ла Шене!»; патамушта не в кайф на концерте в кино и в притоне патамушта схватить молоток и разбить зеркала где опять предстаёшь цирковым дрессированным пони позабывшим что в принципе можно разгрызть удила; патамушта усохли озёра в противные лужи и в любом окруженьи ты тусклый печальный изгой, а слова о любви получаются хуже…
… показать весь текст …

В феврале всем законам назло поднимается радуга,
разноцветной дорожкой вставая пред нами, зеваками,
и её с безмятежностью дев на портретах у Кранаха,
никуда не спеша, оккупируют кошки с собаками.

Там застывшее время. Ни бренности нет там, ни древности,
никакой суеты, никаких непредвиденных сложностей,
а туземное общество — общество разных потребностей
и — завидуйте этому! — общество равных возможностей.

И фланируют рядышком бабушки, папы и правнуки,
в благодушной компашке не сыщется Авеля с Каином…
— Ну, не плачь… — слышу я от зверюшки на радуге, —
Мне самой ни за что не найти уже лучше хозяина.

Что нам, январь, твой ледяной улов,
и свет звезды, в холодном небе тающий,
на фоне наших, самых важных слов,
которые не сказаны пока ещё?
И что с того, что ночи дольше дней
и тучи собираются на вече?
Почти всегда январского сильней
сердечное.
Живое.
Человечье.

Вспомни время, как старую фотку…
В нём не гнали по радио рэп.
В нём четыре двенадцать — за водку,
восемнадцать копеек — за хлеб.
В нём мы крохотной мелочи рады,
как не снилось теперешним вам…
В нём артисты советской эстрады
органичны, как руки по швам.
И зовёт, и зовёт в свои сени,
безнадёжно закрыв рубежи,
постоянная ложь во спасенье
без надежд на спасенье от лжи.
И на лошади смотрится бойко
не носящий костюмов и брюк
… показать весь текст …

А лето — по-прежнему лето. Пока.
Баюкает томной нирваною.
И сахарной ватой плывут облака —
прекрасные, обетованные.
И все мы — создания равных кровей.
Печали — подёрнуты ряскою…
Вот стайка утят переходит хайвэй
с достоинством, близким к дворянскому.
Свет августа входит уверенно в сны,
как будто в именье — помещица.
И в кронах деревьев ещё желтизны
не видно. Она лишь мерещится.
Стакан ещё полон — хотя бы на треть —
надеждой, неброской и нежащей;
… показать весь текст …

В сценарии записано: стареть,
не рваться ввысь, питаться овощами,
покорно обустраивая клеть
безжизненными нужными вещами,
ходить в контору или на завод,
топить себя в простом рутинном вздоре,
дремотно избежав нейтральных вод
и сладостно манящих территорий.
Вся эта жизнь — простая штука. Ведь
не наш удел — турусы да торосы.
В сценарии записано: стереть,
как ластиком, сомненья и вопросы;
не веря в шансы, жить наверняка,
закрыв свой мир иронией всегдашней
… показать весь текст …