Этих кормишь, а смотрят в лес,
эти ржут по причине и без,
эти просто идут в чебурек,
а ты во всю голову человекнутый,
и какого-то счастья ждёшь,
на съеденье — и то не гож.

У трамвая рога и копыта,
у трамвая железная грудь,
и гудящее брюхо набито,
и накатан извилистый путь.
Он глядит не моргая, бесслёзно,
принимая-рожая толпу.
Динь-дилинь — и летят Берлиозы
на плантации Млечного Пу.
А рогатый качается жирно
и грохочет по свежим телам.
Я один из твоих пассажиров,
это лучше, чем хрусть-пополам,
несмотря на горелые каши
и на то, что однажды зимой
… показать весь текст …

`
Я несу своё завтра в двух пакетах —
капусту, буханку, дешёвый табак,
зелёный горошек для винегрета,
индейкины гузки, свиной пятак,
пару куриных тел,
и это ещё не предел.

Мой предок имел по пятнадцать девок,
носил бакенбарды до пупа.
Я буду как он — и знатен, и крепок.
Меня же не пальцем — правда, па?
Вот, новые брюки надел,
и это ещё не предел.
… показать весь текст …

В толстой книге всё по полочкам
от низА и до верхА.
Мол: бывают в жизни сволочи,
но и ты не без греха.
Мол: убей чревоугодие,
подари врагу любовь,
и второе полумордие
для удара приготовь.

И бреду такой красивый я,
весь подтянутый иду —
без одежды, морда синяя
с переходом в черноту.
А Латунский отмороженный,
… показать весь текст …

Сон воссел на моём холодильнике,
и давай наблюдать, как эти
гиппократовы, белые циники
улыбались в намордники.

Ветер,
как собака, обнюхивал комнату,
и, под гам любопытных соседей,
вылетал —
пересудом наполнен так,
что поблёкли петиты в газете
за бронёй недожжённого ящика.

Гиппократовы линзы в оправище
… показать весь текст …

Мир шатается табуретово,
что ни ночь, то всему конец.
Счастлив тот, кто не видит этого
и умет считать овец.

Остаётся лишь полуночиться,
как до боли фонарный Блок.
В тесном гробике одиночества
есть для кофия уголок,

для сосны оконного крестика
и желанья под синь TV
помереть на год или несколько,
не от скромности — от любви.
… показать весь текст …

Счастье — поплавок,
на который смотришь часами,
а вокруг меняются люди, вера, власти.
И невдомёк,
что время готовить сани,
только река и ты —
на то и счастье.
И растворяется клеть
мироздания,
вечно живым потоком уходя.
Счастье — умереть,
не приходя в сознание,
и возродиться каплями дождя.

Природа-мать мучительно рожает
меня обратно.
Мёртво и ненужно
сижу и пью вино за гаражами —
домашнее, и тёплое к тому же.

Мелькает жизнь.
Трещит кинопроектор
немым показом, скучным до зевоты.
И вот остался маленький, но метр
до скромных титров с датами и фото.

Кривым гвоздём настенно завещаю:
«Любите, бля!»…
… показать весь текст …

Кеды, рюкзак, сигареты и тёплое сало,
шрам поцелуя на сонной, небритой щеке.
Я ухожу от тебя, просто время настало
вышагать что-то родное в чужом далеке.

Так уже было, исхожены вёрсты и мили,
горы и степи, а помнится только одно:
как обживались мехами, фальшиво любили
и пробивали коврово-хрустальное дно.

Мимо реки и орущей громады вокзала,
мимо пивной, замурованной до десяти,
я ухожу от тебя, просто время настало
выйти за правдой и где-то, наверно, найти.

Потринди со мною — просто о погоде,
просто о здоровье, просто — потринди.
Мой облезлый волк на зайчиков исходит,
не считая ягодных сорока пяти —
ведь мужик такой же на ласку длинноухий:
чем ему пушистей, тем оно твердей.

На моём веку столетия разрухи,
две минуты счастья, семеро детей,
пьяные подвалы, заспанные крыши,
и любое пекло за нужное «алло».
Потринди со мною, дай себя услышать
через умноженье метров на кило.
… показать весь текст …

Я вгоняю в себя мечту по самую рукоять,
выжигая до фильтра паслёновую ботанику.
Приходи, постоим на мосту скрещёнными буквами «ять»,
как герои тобою оплаканного «Титаника».

Приходи в том самом пальто, с дыханием тех же помад,
с упаковкой «Дирола» первого поколения.
Все скелеты твои — ничто перед этим стоянием над
утекающей мутью библейского томления.

Два кургана наломанных дров, два искания в пол-Земли,
и опять босиком на родные, индейские тропы.
Это то, что не требует слов. Ради этого мы и шли,
разгребая лианы вранья и чащобы злобы.
… показать весь текст …

В сумочке — помада, деньги, чеки.
За спиной — усталости на год.

Ночью, за конфеткой и печенькой,
домовой на цыпочках пройдёт,
поскрипят соседи из четвёртой,
полетит резинка из окна,
и пойдут неровные отсчёты
быстрого и медленного сна.

В памяти — размеры, цены, коды.
На столе — остывший недочай.

В вечном ожидании кого-то
… показать весь текст …

Здесь ты прав: череда фрейдопатий,
Но поди ж ты — вселенская тайна:
Подавать шоколад на лопате
Не научишься
Специально.
Растеклись по прилавкам шедевры
Гениально-простые-убогие.
Как выходят они? Через нервы?
Через органы?
Через оргии?
Эти тетки засрали эфиры
Углекислой галдой откровения,
И терзают амурные лиры
Выглупления
… показать весь текст …

В алоэ мало кипариса,
в балконе мало галеона,
но мы с тобой договоримся
пойти от Сочи до Тулона.

И до Америки могли бы,
но скоро утро, баю-баю.
Смотри — я ножичек надыбал,
и обрубаю, обрубаю,

и обрубил. Пора на Запад
сквозь это море, мели, мили.
Прищепки, скинутые за борт,
на дне оскалы затаили.
… показать весь текст …

Тридцать восемь.
Болит от вакцины рука.
Чайные пятна на полисе.

А бессмертные видят во мне дурака
через фольговые прорези.
Их задача — лепить из херов этажи
в битве с бабулей-кондуктором,
а затем вырубать баобабы 5G,
не наяву — за компьютером.

Ай, да ладно.

Желтеет Луна за окном,
… показать весь текст …