Я почти не простила. И вряд ли уже прощу. Говорят, мол, испортишь карму, останутся шрамы. Это как отдавать свой нательный крест палачу, но при этом палач был когда-то роднее мамы. Ближе всех. Ближе бога. По крови и по судьбе… На таком расстоянии нож, угодивший в спину, не порвёт ни одежды, ни кожи, ни мышц, ни вен…
Я как будто живу. И дышу. И гуляю с сыном… Но меня просто нет.
Хотя вот я — смотрю в окно. Я могу говорить, даже матом послать соседей. И сейчас я пойму, как на самом деле легко к чёрту бросить всё это… А там глядишь я уеду для начала в портовый город на месяца три, где всю жалость к себе выдувает ветрами с моря, оставляя узоры солёные изнутри, но взамен забирая все явки, ключи, пароли…
Не совсем равнозначный обмен. Но сейчас и здесь я согласна на всё, как больной и запуганный пленник. Чтоб по русской традиции снять свой нательный крест и отдать палачу.
И просить у него прощенья.