Можно вечно смотреть, как бежит с ледника река, и огонь расправляет крылья в своём гнезде. Приходи за мной, пожалей меня, дурака, расскажи мне, зачем я здесь. Скалы были небесной пылью и дном морским, а теперь тверды и держат господень шаг. Принеси мне мирского счастья, земной тоски. Я почти не могу дышать. Здесь такая свобода-реликтовый лес вокруг, и приходят звери смотреть на мои следы. Я могу приручать зверей и кормить из рук. Но не знаю таких, как ты. Можно вечно смотреть, как бежит с ледника река. Отпускать костер на крыльях в ночную стынь. Нет ни лодки, ни самолёта с материка. Навсегда сожжены мосты. Я б надеялся на чудо, когда б умел различать среди тумана его черты. Пожалей меня, дурака, приходи ко мне.

Я не выдержу пустоты.

Наступает весна, неизбежно идет сюда, время солнца и боли, и медленной ломки льда — так в стеклянное крошево бьется весной душа, что не выжить становится главным, а не мешать. Все теплей и теплей льется мед из небесных сот, каждый желтый цветок раскрывается сотней солнц, в каждом солнце сгорает один из бумажных дней, календарь на исходе и, знаешь, иного нет. Рассказать бы кому-нибудь, как это все болит, как весна забирает последнюю часть земли, как такой наполняет жизнью, таким огнем, что уже никуда не спрячешься от нее. Утаить бы последнее, скрыть поскорее в снег, заморозить, спасти, никогда не отдать весне, сохранить эту нежность, идущую сквозь меня, от свободы весенней да от ее огня. Но теплей и теплей льется мед из небесных сот. Каждый желтый цветок раскрывается сотней солнц. В каждом солнце сгорает один из бумажных дней.

Календарь на исходе и, знаешь, иного нет.

Где-то в Питере женщина нянчит фото своих внучат, кутает имя сына в платок тоски. Собираются ламы в круг и молчат, молчат. На Ладожском озере старец заходит в скит. Седой индеец спешит по листве к костру, колокола под небом — как нотный ряд. В сибирской тайге стоит одинокий сруб, свеча горит, и больше не говорят. Знал ли ты, Отче, что время придет вот так — ни круглой даты, ни падающих комет. Земля устала от тех, кто умел летать, ты отвернулся — и подоспела смерть. Кто тебе братом был, кто объяснил всему светлому воинству, что наступает час, когда наша вера несется сквозь эту тьму — 4 минуты, Отче, пора встречать. Вы все промолчите. Стенай или не стенай, мы на земле давно проиграли спор. Это у вас Непал, Валаам, Синай.

А здесь один бесконечный аэропорт.

И тогда они делали, что могли: находили под звездами соль земли, возводили башни и корабли отправляли на поиски новых стран, поднимались в небо, спускались в ад, и учились истово выживать, только в каждой битве то брат, то сват, не дождавшись дня, умирал от ран. Призывали магов и колдунов, и кололи пальцы веретеном, и носили свитки в ларце резном то царевнам спящим, то королям, но заклятье держалось из века в век, и лежали доспехи в густой траве, и рождаясь, маленький человек, начинал свою битву…
… показать весь текст …