Было ранено, стало залечено — после долгой и волглой зимы
на исходе июньского вечера я хочу на иные холмы.
Меньше часа дорогой проселочной — и уже до реки добредешь,
где белеет игрушкою елочной колокольня за озером. Дождь

скоро кончится. В мирной обители светлым паром исходит земля,
заклинателю и обольстителю океаны покоя суля,
и с хрипящим, дурным напряжением вдруг почуешь сквозь трель соловья,
что ветшает и с каждым движением истончается ткань бытия.

И душа осторожная мается, и острожник о воле поет,
и сирень под руками ломается, озирается, пахнет, живет —
слушай, если отказано в иске и в многословном служенье твоем —
не затем ли созвездья персидские, шелестящий, густой водоем
… показать весь текст …

синий платочек да шарф голубой
как же давно мы не спали с тобой
грусть не топили в казенном вине
пальцев смеясь не сплетали во сне

крутится вертится шарф или шар
как же давно я летал и дышал
черное небо морозный металл
то ли состарился то ли устал

макулатура и металлолом
тополь обкорнанный дом за углом
порох бездымный бездомный ли снег
где эта улица где этот век.

Не горюй. Горевать не нужно.
Жили-были, не пропадем.
Все уладится, потому что
на рассвете в скрипучий дом

осторожничая, без крика,
веронала и воронья,
вступит муза моя — музыка
городского небытия.

Мы неважно внимали Богу —
но любому на склоне лет
открывается понемногу
стародавний ее секрет.
… показать весь текст …

Не просите у осени смысла,
пожалейте её, господа.

Всю жизнь торопиться, томиться, и вот
добраться до края земли,
где медленный снег о разлуке поет,
и музыка меркнет вдали.

Не плакать. Бесшумно стоять у окна,
глазеть на прохожих людей,
и что-то мурлыкать похожее на
«Ямщик, не гони лошадей».

Цыганские жалобы, тютчевский пыл,
алябьевское рококо!
Ты любишь романсы? Я тоже любил.
Светло это было, легко.
… показать весь текст …

До горизонта поля полыни
до горизонта поля полыни,
а за полынью поля сирени,
а за сиренью поля беглеца
до самой смерти попытка жизни
до самой смерти возможность жизни
до самой жизни возможность смерти
и так без конца без конца

Я сам не знаю чего мы ищем
паря меж церковью и кладбищем
чего мы ищем о чем мы помним
когда плывем в небосвод ночной
в полях пшеницы в полях сирени
… показать весь текст …

Обманывая всех, переживая,
любовники встречаются тайком

в провинции, где красные трамваи,
аэропорт, пропахший табаком,

автобус в золотое захолустье,
речное устье, стылая вода.

Боль обоймет, процарствует, отпустит —
боль есть любовь, особенно когда

как жизнь, три дня проходит, и четыре,
уже часы считаешь, а не дни.
… показать весь текст …

Вот гордый человек с довольною гримасой
пьет крепкое вино и ест овечье мясо,
он знает наизусть весь говор человечий,
он женщиной своей владеет каждый вечер,
а женщина его, смеясь, готовит ужин
и после трапезы владеет этим мужем.

Но искушение приходит к человеку,
чтоб превратить его в душевного калеку.
Вернувшись с похорон, он в стену смотрит молча,
с улыбкой волчьею исходит черной желчью,
что меланхолией прозвали древнегреки,
и нет веселья больше в этом человеке.
… показать весь текст …

Не убий, учили, не спи, не лги.
Я который год раздаю долги,
Да остался давний один должок —
Леденцовый город, сырой снежок.
Что еще в испарине тех времен?
Был студент речист, не весьма умен,
Наряжался рыжим на карнавал,
По подъездам барышень целовал.
Хорошо безусому по Руси
Милицейской ночью лететь в такси.
Тормознет — и лбом саданешь в стекло,
А очнешься вдруг — двадцать лет прошло.

Я тогда любил говорящих «нет»,
… показать весь текст …

Полжизни пройдет в романтических ссорах
с судьбою, да в водке с мороза,
когда и тебе перевалит за сорок —
рассеются поздние слезы,

и молвишь: довольно, служения ради,
испытывать грешное тело…
Белеют страницы старинной тетради.
Белы монастырские стены.

Что ж — отголосили слова, отолгали,
стекает росой по оврагу
бесшумное время расчета с долгами
за уголь, свинец и бумагу.
… показать весь текст …

Отложена дуэль. От переспелой вишни
на пальцах алый сок. В ту пору без труда
ссужали время мне — но амба, годы вышли,
платить или бежать. Еще бы знать куда…

Долги мои, должки, убытки и протори
командировочные, справки, темный сон
о белом корабле на синем-синем море,
откуда сброшен я и в явь перенесен.

Там угловатый хрип, ограбленное лето —
и море ясное. И парусник белей
счетов, оплаченных такою же монетой,
что давний проигрыш моих учителей.

Говорят, что время — река. Тогда человек — ручей,
что уходит внезапно под почву — и нет его.
Остаются сущие мелочи, вроде ключей
запропастившихся, не говоря уж о
изгрызенной трубке, очках, разговорах о воскреше-
нии Лазаря (квалифицирующемся, как бред,
нарушающий все законы физики). По чужой душе
без фонаря не побродишь, а фонаря-то и нет.
Говорят, что носивший музыку на руках
и губивший её, как заурядный псих,
несомненно, будет низвергнут в геенну, как
соблазнивший кого-то из малых сих.
А ещё говорят, что смерть — это великий взрыв.
Ничего подобного. Или я ошибаюсь, и
… показать весь текст …

Что вздохнул, заглядевшись в белесую высь?
Лучше хлебушка, друг, накроши
голубям, поброди по Москве, помолись
о спасении грешной души —

по брусчатке трамвайного космоса, без
провожатого, чтобы к стихам
приманить горький голос с открытых небес —
как давно ты его не слыхал!

Помолчи, на бульваре продутом постой,
чтоб гортань испытать на испуг,
одержимый усталостью и немотой,
как любой из прохожих вокруг —
… показать весь текст …

Где гудок паровозный долог, как смертный стон,
полосой отчужденья мчаться Бог весть откуда —
мне пора успокоиться, руки сложив крестом,
на сосновой полке, в глухом ожиданьи чуда.

Побегут виденья, почудится визг и вой —
то пожар в степи, то любовь, будто ад кромешный.
Посмотри, мой ангел, в какой океан сырой
по реке времен уплывает кораблик грешный,

и пускай над ним, как рожок, запоет строка
и дождем отольется трель с вороным отливом —
и сверкнет прощанье музыкой языка,
диабетом, щебетом, счастьем, взрывом —
… показать весь текст …

Сквозь ропот автострад, дым — пригородный, смутный,

чахоточные пустыри,

надтреснутые дни, украденные утра,

сквозь слезы Эммы Бовари —

нестись бог весть куда, над ивой и осиной;

тем и огромен тот полет,

что воздух кованый с ржавеющею силой
… показать весь текст …

Шелкопряд, постаревшей ольхою не узнан,
отлетевшими братьями не уличен,
заскользит вперевалку, мохнатый и грузный,
над потухшим сентябрьским ручьем.

Суетливо спешит, путешественник пылкий,
хоть дорога и недалека,
столько раз избежавший юннатской морилки,
и правилки, и даже сачка.

Сладко пахнет опятами, и по прогнозу
(у туриста в транзисторе) завтра с утра
подморозит. А бабочка думает: грозы?
Наводнение? Или жара?
… показать весь текст …

Попробуй бодрствовать, тревожась от души.
Поставь ромашки — не в бутылку, в вазу, —
включи кофейник, хлеба накроши
ночному ангелу, чтоб улетел не сразу

под проливной. Всего у нас сполна.
Над липами сияют крючья молний.
Я думал, ангелы похожи на
младенцев с крыльями, а этот гость безмолвный —

он с голубя, не больше. Жаль* что я
не богослов, а то бы в строгой лемме
я доказал бы, как для бытия
бесплотное, живое это племя
… показать весь текст …

* * *
Сколько воды сиротской теплится в реках и облаках!
И беспризорной прозы, и суеты любовной.
Так несравненна падшая жизнь, что забудешь и слово «как»,
и опрометчивое словечко «словно».
Столько нечётных дней в каждом месяце, столько рыб
в грузных сетях апостольских, столько боли
в голосе, так освещают земной обрыв
тысячи серых солнц — выбирай любое,
только его не видно из глубины морской,
где Посейдон подданных исповедует, но грехи им
не отпускает — и ластится океан мирской
к старым, не чающим верности всем четырём стихиям,
воинам без трофеев, — влажен, угрюм, несмел
… показать весь текст …

Где пятна птичьего помета
на бронзе памятников, где
гранитов, мраморов без счета,
и девы в сумрачном труде
томятся — кто у кассы, кто у_
компьютера, а кто и у_
больничных коек, очи долу
склонив, и только ввечеру
переживают, смотрят мудро,
беседу хитрую ведут
и тайно рисовую пудру
на щеки юные кладут —
там, щедро сдобренная талым
снежком, сырая спит земля,
… показать весь текст …

Как просто все: робки и веселы
влюбленные, магнолии голы,
хохочут школьники, и ты меня узнала
издалека. Свет в складках, в бугорках,
и ветки все в бутонах, пухлых, как
кошель у флорентийского менялы.
Нет в жизни счастья, как гласит тату-
ировка воровская. В пустоту
уйдем, бессмертников угрюмые отряды.
И вредничает Бог: ни «а» тебе, ни «бе»,
завидуя часам, висящим на столбе, —
идут, но и стоят, не двигаются, гады.
«Уходишь — уходи», — твердят. Но я забыл
ключи и сотовый, я слишком жизнь любил,
… показать весь текст …