Утро было великолепным. Ярко светило солнце, отогревая промёрзшую землю. Где это было возможно, солдаты в окопах подставляли свои спины благостному теплу. За ночь замёрзли прилично. Возможности вылезти из окопов, и погреться не было, немцы простреливали всё, работали снайперы, а иногда и миномётами «утюжили». Я прислонился спиной к холодной стене хода сообщения, зажмурился и тихо радовался, подставляя лицо солнечному теплу. В небе уже минут пятнадцать стоял гул самолётов, шёл воздушный бой, немецкие пикировщики, под прикрытием истребителей, пытались добраться до наших позиций, но наши пилоты им не давали приблизиться, хотя, судя по звукам, доносящимся до нас, бой смещался в нашу сторону.
— Серёга, посмотри, вон из-за леса уже Сталинские соколы вылетают, — Семён толкал меня в плечо, тыча пальцем в небо.
Я открыл глаза и посмотрел в небо, в сторону немецких позиций. Да, стало видно, как в небе волчками крутятся несколько самолётов. Красиво, как будто танцуют. Немецкая ПВО молчала, боялись зацепить своих.
Вдруг один самолёт задымил, вывалился из танца самолётов и, дымя, потянул в нашу сторону. Было видно, как от боевой машины отделилась точка, потом в небе вспух одуванчик парашюта. Ветром лётчика относило в нашу сторону. Над нашими головами пронеслась ревущая и чадящая машина, блеснув красными звёздами на крыльях.
Лётчика несло к нашим окопам. Кто-то побежал докладывать командиру роты. Послышались комментарии: «Не дотянет до наших окопов». Лётчик был уже близко, со стороны немцев стали слышны нестройные винтовочные выстрелы. Кто-то прошептал: «Эх, кабы снайпера на нашей линии сегодня у фрицев не было».
Лётчик приземлился в пятидесяти метрах от нашей линии окопов и лёжа стал освобождаться от парашюта. Плотность огня немцев нарастала. Появившийся лейтенант, закрываясь тенью бруствера, из стрелковой ячейки разглядывал в бинокль копошащегося в грязи пилота.
— Скворцов, Галяутдинов, вытащите летуна с поля, он может быть ранен, — последовала команда. — А то сейчас фрицы поле миномётами накроют.
Упиравшись ногой в стенку окопа, я выбросил своё тело на бруствер и пополз к лётчику, справа пыхтел Руслан, брякая винтовкой.
На дне воронки сидел пилот и пытался перетянуть ремнём правую ногу. Ниже колена комбинезон уже начал пропитываться кровью. Когда мы ввалились в воронку, он на нас даже не обратил внимания.
— Жив, летун? — спросил я.
— А? Да, зацепило немного, — ответил он.
— Доползёшь?
— Доползу, если поможете. — Руслан помог лётчику затянуть ремень выше колена и стал накладывать бинт прямо поверх штанины комбинезона. — Ногу не чувствую.
— Тогда надо двигаться, а то сейчас накроют нас миномётами, — сказал я.
Когда лётчик был перебинтован, мы выползли из воронки. Вжимаясь в землю, черпая грязь сапогами и рукавами, мы поползли. Когда до наших окопов осталось пара — тройка метров, землю вокруг нас начали рвать миномёты.
Свалившись в наш окоп, я подумал: «Вроде живы». Лётчика уже перекладывали на носилки: его ещё и осколком зацепило. Кто-то усмехнулся: «Рождённый летать — ползает хреново»…