Знаешь, я вышел за дверь постоять в ночи — небо сегодня, как россыпь старинных бус. Тихое рондо в открытом окне звучит. Ночь — бузина и хороший коньяк на вкус. Старый колдун, что ко мне подходил вчера в маленькой церкви, расписанной в две руки, что-то сказал про несущие страх ветра… Стой же за дверью, не надо со мной идти.
Небо сегодня, как россыпь старинных букв /вязь на заглавных — чистейшее серебро/. Дети неспешно читают по небу вслух; слушают духи и красное пьют вино. С каждым глотком их тела обретают вес — утром проснутся, как водится здесь, людьми. Кто-то останется в доме, а кто-то — в лес… Небо сегодня, как тихий призыв: «Спаси».
Старый колдун, вероятно, был в чём-то прав: стой в одиночестве — ветер придёт к тебе в тёмном плаще, а за ним — безголосый страх, дующий в прорезь на длинном пустом ключе. Смотришь в глаза ему — и забываешь всё: тихое рондо, растущий у дома мак… Стой же за дверью — три века пройдёт ещё, прежде чем ключ распадётся в его руках.
Знаешь, я вышел за дверь постоять в ночи — кажется мне, что с тех пор я совсем иной. Вот посмотри: семена бузины в горсти, пыль на ботинках, в глазах — иорданский зной. Был далеко, хотя с места не мог сойти; слышал раскатистый голос ливанских труб, стоя спиной к незакрытой твоей двери… Небо сегодня — смотрящий из леса дух.
Я бы раздал имена всем, живущим здесь. Яблочный сок я бы выпил одним глотком, если бы знал, где скрывают благую весть — ту, за которую тёплый оставишь дом. Я за порогом стою и стою в ночи, небо вдыхаю, как грешник вдыхает дым. Книга прочитана, дети кричат: «Гори!» Звёзды сгорают и падают пеплом в Рим.
Ночь прожита. Может, главная ночь в году. Дверь приоткрой, потяни меня за рукав, тихо скажи мне: «Ну хватит стоять в аду. Кофе готов. И апостол у нас в гостях».