Каждое утро я пью любимый молочный улун из фарфоровой чашки. Чашка изящная, хрупкая. Выполнена из тонкостенного фарфора. Она последняя из 6 чайных пар сервиза с колоритным названием «Агашки». (Дулевский фарфор 70-х годов, редкое исполнение в темно-сером с позолотой, цвете. Серия была ограниченной, рисунок наносился кончиками пальцев, без использования кисти).
Много лет я пью чай… кофе из этой чашки. Я уже почти забыла, как когда-то, в детстве, вот этот самый сервиз был предметом моих грез. Объектом любви и почти ненависти… символом чего-то недосягаемого.
В далеких 80-х он стоял в серванте. В то время у каждого была стенка с сервантом. И там просто обязаны были стоять хрустальные *нелепицы*, вроде замысловатых, очень тяжелых конфетниц в виде ладьи или кареты; ну и прочая нескончаемая посуда.
Среди фиолетовых бокалов и *пасторальных чашечек* красовался мой фаворит. Дулевский. Серые розы и позолота… Даже меня, пятилетнего ребенка, он не оставлял равнодушной!
Каждый раз, как только я приближалась к серванту, мне говорили, какая это редкая и дорогая вещь. Видимо, самая дорогая в квартире, а может, и в жизни моих мамы с папой. Хочу напомнить, что я не жила с родителями, а только приезжала к ним *в гости* несколько раз в год. Все эти посещения, как мне кажется, были связаны с *лекциями*, посвященными *нашему* дулевскому раритету. (Точнее было бы сказать: раритету их, родителей).
Я смотрела на этот сервиз и думала… зачем все стоит, пылится, если даже нельзя прикоснуться, а уж тем более — пить из него. Мне было не понятно, как это: *из такого сервиза не пьют… просто для красоты…*
Это же посуда… не картина…
Однажды мне безумно захотелось взять в руки, хотя бы один предмет, для этих, никогда не пользовавшихся им, шести персон. Пока родители были на кухне, я аккуратно открыла сервант, выставила чайную пару и сахарницу на стол. И смотрела… Да. Просто — смотрела… Любовалась. Вдыхала едва уловимый запах краски с позолотой, почти хрустящей под пальцами. Запах был сродни аромату новых елочных игрушек, украшенных блестками. И потому — таким приятным. Один из тех запахов, которые не забываются, не надоедают.
Когда родители вошли в комнату, увидела ужас в их глазах. В руках ребенка была сахарница. Сахарница из дулевского фарфора! Выпущенного ограниченной серией в необычном цветовом исполнении!!! Сахарница из их сервиза!
Отец накинулся на меня потому что в этой сахарнице лежала его коллекция монет. С ними, точно, могло что-то случиться. Мама накинулась на меня потому… да ей и не нужно было какого-то определенного повода. Это же тонкостенный фарфор, подаренный по случаю… (наверное, она помнила по какому случаю. Лично я не помню, это для меня не имеет никакого значения).
Меня прогнали в другую часть комнаты, подальше от серванта; пару и сахарницу вернули в *посудоубежище*.
В последующие свои визиты к родителям я уже не притрагивалась к *Дульке*. Смотрела на него и мысленно обращалась:" Когда-нибудь ты будешь моим, и никто не запретит дотрагиваться до тебя!".
Так случилось много раньше, чем я ожидала. Родителей не стало. Через несколько лет я переехала в их квартиру. Первым, что сделала — выкинула все вещи и посуду. Хрусталь постигла та же учесть. Он напоминал мне берлинскую стену, которая многие годы разделяла людей… разделяла меня и родителей.
А дулевский серый с позолотой, конечно, остался жить! Но не в серванте. Да и серванта уже никакого не было.
Я расставила перед собой чашки, блюдца, чайник, молочник, сахарницу и сказала, обращаясь только к ним одним, не без злорадства:" Теперь я могу делать с вами все, что мне захочется… никто не придет из кухни, не вырвет из рук…" Но ничего такого варварского я не совершила. Сервиз отнесла на кухню, отмыла от пыли и, вопреки убеждениям, налила в него чай.
За столько лет *стояния* за стеклом слегка пожелтел и уже не источал *новогодний волшебный аромат елочных игрушек*; пах пылью. (Поскольку я живу в г. Калуга, вполне уместно было бы сказать: *За столько лет стояния на Угре*).
Прошло уже 13 лет; нет пяти чайных пар, сахарницы. И чашка осталась всего одна. Я часто ловлю себя на мысли — на сколько ее хватит? Иногда мне кажется, что она не разобьется никогда! А если все же такое случится, это будет только к счатью. Может быть тогда — рухнет стена из хрусталя и фарфора. Стена, возведенная, когда — то моими родителями; разделявшая нас всегда.