Курочка ряба
Он был самым обыкновенным. Не гением, не супергероем, не филантропом и не миллиардером. Без сверхспособностей, простой, даже не летучий, мышонок. Но однажды он вышел из норы, стал на краю стола, посмотрел на свою офигенную тень и понял — этому городу нужен герой.
Он сразу разобрался в ситуации. Достаточно было одного острого взгляда, одного вдоха этого прогорклого от преступного смрада воздуха. Он осознал всю глубину погружения в грязь и мрак безнравственности окружающего мира, понял, что происходит.
Пестрая и безумная злодейка, разукрашенная так, словно только что сбежала из цирка, — Ряба, отвергла свое предназначение, ей надоело нести простые, естественные, полезные для общества яйца, и она стала на скользкую тропу преступности. Сложно сказать, что двигало Рябой, какие помыслы варились в ее спятившей куриной голове, но она произвела на свет его — концентрат соблазна, сосредоточение алчности, краеугольный камень иллюзорного счастья и реальной боли, зло, дающее кратковременную червивую радость ложного насыщения и мнимого удовлетворения, — золотое яичко!
Она тут же преподнесла свой дьявольский подарок пожилым, доверчивым людям, которые мечтали о простом человеческом счастье — обеспеченной старости, стабильности и сытной еде.
Яичко подразнило стариков сверкающей скорлупой, обещая осуществление всех желаний. «Разбей меня! — говорил слепящий металл. — Получи от жизни все!» И дед, не устояв перед соблазном, взялся за дело. Он бил. Бил. Бил. Бил. Бил!.. Он стучал по монолитной поверхности, лупил до умопомешательства, до мозолей и стершейся кожи на пальцах, молотил, тщась извлечь таящиеся внутри вожделенные сокровища. Он хотел немногого по меркам акульих аппетитов современности, но не получил даже жалких крох. Ничего… кроме стресса, досады, разочарования. Разбилось не яичко, а его стариковская жизнь.
Неудача деда не остановила бабу, она выхватила у мужа молоток, вымещая на блестящей, коварной капсуле всю боль и неудовлетворённость прожитой жизни.
— Разбейся! — кричала она. — Дай мне хоть что-нибудь! Я работала всю жизнь! Я испытывала нужду! Считала копейки! Вырастила детей и воспитала внуков! Терпела пьянство и тунеядство деда! Я заслужила! Заслужила! Заслужила!..
Молоток выпал из ослабевших рук. Баба устало опустилась на стул.
В углу безумно смеялась Ряба, хрипя, шипя и подкудахтывая.
Мышонок видел, что старики обречены. Жаждать, пытаться, бить и разочаровываться. Снова и снова. Снова и снова. Не зная, что внутри — только пустота… Манящий металл скорлупы будет мучать их всю оставшуюся жизнь.
Мышонок должен был остановить эту пытку.
Разбег. Рывок. Прыжок. Размах хвоста. Толчок, и золотое округлое зло покатилось, упало с края стола, и… разбилось. Да, яичко выдерживало удары, нанесенные пусть и старой, но еще сильной рукой деда, не поддалось молотку, а падение раскололо его, словно какого-то незадачливого Шалтая-Болтая.
Дед и баба спасены. Пусть они и не осознали этого. Даже встретив свой конец, яичко все еще продолжало огорчать стариков. Но то были слезы очищения. Их горе — настолько неподдельное, искреннее, всепоглощающее, что тронуло даже куриную слепоту Рябы, пробило скорлупу ее пестрого безумия.
— Не плачь, дед. Не плачь, баба… — с трудом выговаривал ее привыкший кривиться в издевательской ухмылке клюв. — Я снесу вам другое яичко, не золотое, а простое.
Мышонок смотрел на них, и ему хотелось верить, что мир спасен, а злодейка раскаялась. Но расслаблять еще рано — герой не знает отдыха, нужно снова спешить на помощь, вытаскивать из очередной беды репку.