Брызги летели от него во все стороны. Мне показалось, что мы снова скользили по палубе, я чувствовала, как горят трущиеся ссадины на коленях, но мне было всё равно, я уже не боялась шторма. Я боялась за него.
— Ты хочешь дожить до того времени, когда я разлюблю тебя, когда ты разлюбишь меня, когда мы станем безразличны друг другу? Ты хочешь встречаться со мной и ничего не чувствовать, только жалкое равнодушие? Разве это не будет смертью для нас? Ты хочешь такой подлой, унизительной смерти? Через год -два ты начнешь изменять мне или я тебе, и представь, как будет больно узнать об этом? Ты хочешь этой боли? Зачем?
Он был страшен сейчас, безумен, его глаза светились безумством даже в темноте, он задыхался, то ли у него не хватало дыхания, но лицо его налилось и покраснело, и это было особенно страшно — красное, удушливое лицо, сочащееся от дождя, с прибитыми, прилипшими волосами. Наверное, я и сама выглядела не лучше, ноя хотя бы была нормальной.
— Зачем нам всё это? — Стив по- прежнему сжимал мою голову, придвигая мое лицо вплотную к своему, голос его сорвался на шепот, но всё равно это был кричащий шепот.
— Зачем стремиться к худшему? В твоей жизни ничего не будет лучшего, чем наша любовь, ты ведь сама знаешь это! Знаешь?
— Я молчала.
— И в моей тоже. Пойми, впереди только боль, все больше и больше боли, только разочарование, только потери. Зачем они? Не лучше ли остановить всё на этом, на самом счастливом мгновении… навсегда остановить? И остаться в нём… пойми, мы останемся в нём навсегда.
Я не выдержала.
— Идиот! — закричала я, перебивая его воспаленный бред.
— Прекрати нести чушь, я не собираюсь тебе изменять. Я люблю тебя, дурак, и я буду любить тебя. Почему должно быть хуже, будет только лучше, слышишь? Возьми себя в руки. Я хочу жить, и я хочу, чтобы ты жил, и мы будем счастливы, вместе, мы вдвоём.
Теперь я старалась говорить медленно, как разговаривают с ребёнком, чтобы вселить в него своё спокойствие.
— Мы будем любить друг друга всю жизнь, и может быть, нам не будет лучше, но нам и не должно быть хуже. Понял?
Я не выдержала паузу, он слушал меня — это было уже хорошо.
— А теперь успокойся и давай что-нибудь делать. И мы выживем, мы не утонем, ты ведь всё умеешь, а я буду тебе помогать.
— Я спокоен, — перебил он меня, и я застыла в изумлении: его голос действительно сразу покрылся холодным безразличием, как будто в нём не было только что отчаяния и безумства.
— Я абсолютно спокоен, -повторил он, рывком поднялся и, схватив меня в охапку, куда-то поволок…
— Что ты делаешь?- я почти молила.
— Зачем ты меня привязываешь, зачем? От страха и от бессилия на меня накатилась истерика.
— Ты так ничего не поняла, — ответил он равнодушно.
— Ты сама так хотела.
— Нет, Стив, нет, я так не хотела, — кричала я.
— Я не хочу быть с тобой, отпусти, развяжи мне руки.
Но его уже не было, он растаял в темноте.
Я боролась, я пыталась освободиться, я дергала, крутила скользкими кистями, пытаясь вывернуться, но веревки держали меня, я пыталась дотянуться зубами, чтобы перегрызть их, но не могла, я только могла кружить вокруг мачты, больше ничего. А потом мне стало холодно и меня стало бить, как в лихорадке, и сил больше не осталось, даже ноги не держали меня, и я легла на палубу, только руки насильно обнимали мачту. Наверное, я забылась, холод и вода погрузили меня в спячку, сквозь которую я только чувствовала дрожь своего обессиленного тела…
Так продолжалось долго, я не знала сколько, но потом что-то изменилось, лодку всё еще качало, но она уже не взлетала так высоко вверх и не падала так стремительно вниз. Меня перестало бросать по всему периметру мачты, и мои натертые руки были не так уже напряжены. Боль разрезала меня насквозь, но я терпела, я понимала, что худшее уже позади, шторм спадал.
Потом Стив подошел ко мне, с его одежды, с лица, с рук стекала вода, и наверное, в ней была примесь пота. Он на самом деле выглядел усталым, но улыбался. «Всё та же самая улыбка, — подумала я, — как прежде, как до этой страшной ночи, немного ерническая, дразнящая, шальная».
— Устала, замерзла? — спросил он участливо, и в голосе его звучала забота.
— Ну ничего, скоро будем дома. Он достал из кармана нож и перерезал связывающие мои руки веревку. Я просто рухнула на него.
— Ничего, — сказал он, — все позади, главное, что все обошлось.
И, заглянув мне в глаза, добавил, почти смеясь:
— А ведь хорошо было. Такое не часто случается. Такое запомнится на всю жизнь.
Я смотрела на него — странного, непонятного для меня.
— Это была шутка ночью, розыгрыш? Ты разыгрывал меня, ты ведь знал, что мы не утонем?
Он улыбался мне в лицо, а потом притянул и поцеловал.
— Обидно, — сказал он, опустив мои губы, — что мы не занялись любовью, времени не хватило. А жаль, было бы наверняка незабываемо.
Это своего рода ответ на мой вопрос, решила я.
— Ты все-таки сумасшедший, — сказала я, морщась от боли, пульсирующими волнами накрывающее тело.
— Хочешь сейчас? — спросил он, и я опять не поняла, шутит он или нет. Я покачала головой.
— Я знаю, ты без сил. Я тоже устал, но скоро мы будем дома.
Мы так и стояли, Стив прижимал меня, не позволяя оторваться.

Я так никогда не узнала, что произошло со Стивом в ту ночь, больше никогда не спрашивала его об этом. К моему неведению примешивалась еще и благодарность, все же если бы не его умение и ловкость, мы бы навсегда остались в глуши океана. Но что-то изменилось во мне помимо моей воли, и я больше никогда не поднималась на яхту, а Стив особенно не уговаривал меня.