Это могла бы написать я! Подписываюсь под каждым словом, под каждой запятой.
"...Я хочу, чтобы умер ты,
И не буду тебя хоронить.
Не подумаю даже цветы
На могилу твою положить..."
Только тот, кому это написала бы я, жив. Для всех. Да и для меня, наверное, тоже...
…Вот это я тебе, взамен могильного венка. Взамен долгих унылых речей панихиды. Взамен траурного залпа и стопки водки, покрытой хлебом.
Вот это я тебе.
Склоняюсь над тобой, как над чашей. Окунаюсь, погружаюсь в бездонную муть твоей души, ловлю губами сумрачные призраки твоих снов.
Постигаю тебя, как истину.
Сдираю, соскребаю, смываю покровы образов и чужих мнений. Копаюсь в заплесневелой шелухе твоих масок, наощупь выискивая под ними — тебя.
Ты был демоном и ангелом, был героем и мразью, последним романтиком и первым из циников, был провидцем и дураком, красавцем и уродом, сибаритом и аскетом, тебя убивали и воскрешали несчетное количество раз.
Ладони потеют. Пальцы оставляют влажные следы на потертых клавишах.
Играю тебя, выводя среди витиеватых вариаций одну главную, торжествующую, бушующую и простую, как военный гимн, тему.
Пою тебя, и ты — как бритва в моем горле. Кричу тебя, выхаркиваю тебя с кровью — да святится имя твоё!
Смотри, смотри, это всё — тебе!
Вечерний жар и вялость поутру, и саднящая боль потрескавшихся губ — тебе!
Лихорадочная дрожь слабеющих пальцев — тебе!
Отчаянное бессилие, мука безголосого соловья, душная пелена спутанных волос, алкогольное жгучее бешенство — тебе!
Восторженный угар познания, ликование первооткрывателя, праведный гнев защитника в судебном процессе — тебе, тебе, тебе!
Да святится имя твоё…
Нанизываю слова, как окатистые жемчужины, бисером вплетаю тебя в ткань мироздания, набатным громом — да святится имя твоё!
Имя твоё — легкий узор на муаре бытия.
Имя твоё — темная манящая тайна.
Имя твоё — сладкая горечь полыни.
Имя твоё — свист древних ветров среди поднебесных горных вершин.
Смотри, я твой хронист, я твой певец, я разрушитель легенд и создатель новых мифов.
Я разбиваю старые скрижали, в которых ты — мертв, и создаю новые.
Бушующим пламенем оголённых нервов моих выжигаю я смерть твою! Покроется стылым седым пеплом забвения гибель твоя!
И горит на новых плитах истины вечное, как страсть перворожденного дракона:
ДА СВЯТИТСЯ! ИМЯ! ТВОЁ!
***
Воспалённый рассвет пробирается через жёлтые шторы.
Пепельница встопорщилась окурками. Смятые жестяные банки, остатки пива выдыхаются на донышке старой деревянной кружки. Мышка в подсыхающей лужице кофе. Устало мурлычут наушники: «Нас утро накажет за шумную ночь, мы уснём, когда все пойдут по делам…» Покорёженные очки, затрёпанный Кафка и перекидной календарь с датой: «8 марта».
Уронив голову на руки, спит за компьютерным столом та, что пафосно именует себя Чернокнижницей.
Экран мигает, и темень скринсейвера скрывает от постороннего взора то, что родилось за эту ночь.
Всего два слова…
Его имя.
Не сочтите за обращение, но если вдруг Чернокнижница здесь - отзовись.