Ты знаешь, штурман он отправлен под резак…
Наш третий друг,
наш верный борт — «полсотни третий».
Мы уходили с ним в стремительность атак,
Мы столько раз с ним обгоняли звук и ветер.
Его на смерть тащили в брошенный ангар,
Скрипели шАсси, упираясь о бетонку.
Я — командир, я виноват, я проиграл.
Он старым был, а рвется там всегда, где тонко.
Ты знаешь, штурман, искры сыпались, как снег,
Сталь накалялась, но казалось, кровь струилась.
Он был живой, он был почти, как человек,
Зачем живого истязать, скажи на милость.
А помнишь, штурман, то проклятое пике,
Когда воздушные потоки рыли ямы,
Вошли мы в штопор, жизнь была на волоске,
Ты сына вспомнил и жену, я вспомнил маму…
Штурвал в руках, как лихорадочный дрожал,
Мотались стрелки на приборах, словно стервы,
А он нас вытащил, он выпрямил, дожал…
Он был живой, имел и душу он и нервы…
Давай помянем, он нам просто другом был.
Мы в синеву с ним уходили на рассвете…
Он был железным, только я его любил.
Мы будем помнить о тебе — «полсотни третий»…