Эшмун

Щека прилипла к холодному мрамору. Казалось, во рту нагадила богиня Бастет, а пробегавшие следом адские гончие щедро пометили территорию. На скуле наливался свежий синяк, тело знобило, голова раскалывалась на составные части, согласно академическому атласу мозга. Если в череп не всадили атам, то это означает одно — похмелье. Эшмун открыл сначала правый, затем левый глаз и нехотя разлепил третий глаз. Чакра «аджна» вяло уставилась на происходящее и в испуге захлопнулась.
Эшмун попытался призвать интуицию — достоинство его рода, гордость семейства Пузаткиных, взявших звучный псевдоним — Асатровы. На что внутренний голос сердито засопел, выматерился и вернулся в беспамятство. Тогда Эшмун обратился к логике — не самому популярному магическому инструменту, но эффективному в трудные минуты. Логика забилась в судорогах и, закатив глаза, замерла как жертвенная лягушка под взглядом чернокнижника-стажёра. Колдун засобирался в нирвану, но по обыкновению выпал в прострацию.

Вжжжух… Внезапно перед мысленным взором замаячили события, вспыхнули пьяными огоньками знакомые и не очень лица. Пригладив мысли, колдун попытался упорядочить вакханалию смутных образов и разрозненных осколков памяти.

28 декабря. Ковен собирается на новогодний корпоратив. Он сидит в арендованном для праздника склепе. Завязочки нарядной черно-золотистой мантии режут шею. Глава ковена — Лилит, а в миру Лилия Шапкина, вот уже пятнадцать минут тостует, оттягивая возможность промочить горло. Эшмун тянется к запотевшей водочке. Некромант Гриша, коммунист в душе и человек с завидным чувством юмора, криво скалится. Тамада — приглашенный экзорцист-затейник Веня Лобзиков, раздражает нелепыми конкурсами: изгнание нечистого под музыку из «Ералаша», прыжки через двухметровый костер, шарады «угадай демона" — всё это вызывает желание упиться и забыться. Временами экзорцист меняется в лице и проворачивает голову на триста шестьдесят градусов, наводя жути. Поговаривают, будто он сам одержим бесами, из-за чего бедолагу лишили почётного звания и с позором выгнали из Ватикана. Думали, сопьется да сгинет, но шоубизнес принял его, как родного.

Вжжжух… Событие обрывается и перед глазами уже следующая картина: начальница отдела прорицаний — всезнающая и строгая Гебура (по паспорту — Галя Трихоманова) пляшет зажигательную ламбаду на алтаре, а вокруг неё сотрудники языческого управления жгут костры и бормочут старославянские заговоры. Кто-то выкрикивает: «Если он морозится, нужно его разморозить!»

Эшмун вздрагивает, воспалённый мозг отказывается и дальше крутить эти артхаусные короткометражки, снятые в голландских гетто одним дублем. Меж тем, в мрачном помещении он не один — рядом ворочается матёрая ведьма Лилит, вся в сосновых иголках, смоле и грязной вате.

Лилит

— Что вообще…
У ведьмы происходит эволюционный рывок, как на картинках из учебника по биологии: вот она лежит плашмя, затем нерешительно опирается на локти, поднимается на четвереньки, робкая попытка сесть на корточки и нечеловеческие усилия встать. Женщина протяжно крякает, то ли приманивая стаю гагар, то ли в тщетной надежде придать телу ускорение и одолеть бессердечную гравитацию. Пошатываясь, Лилит пробует понять и простить того, кто втянул её в этот хаос. Мысли путаются, мозаика не складывается, прокисший винегрет из воспоминаний переносит в прошлое.

Вжжууух… 28 декабря. Все сидят за праздничным столом, слушая её монотонные речи. Лилит проклинает момент, когда заставила коллектив надеть мантии. Желание быть красивой и одновременно мистической, приводят к плачевным результатам — каблуки лакированных туфель цепляются за подол мантии и ведьма пару раз падает на каменный пол. Вся её сущность вступает в небывалый поединок: женщина против своего профессионального альтер эго. Лилит самозабвенно тостует, рассказывая про предков и языческие обряды зимы. Некромант Гриша, человек с черным юмором и красным прошлым, подло потирает ручки. Крики, смех, взрывы хлопушек.
Тамада визжит фальцетом и раскачивается как маятник…
Серпантин рассыпается в стороны. Язычники — поджарые энтузиасты водят хоровод вокруг горящей сосны, скандируя: «Елочка! Гори!». Шаманистый колдун Эшмун обнажается, стягивая с себя вычурную черно-золотую мантию, и хлещет беленькую прямо из бутылки.
Вдруг некромант вскакивает и претенциозно заявляет:
— ДЕДА МОРОЗА НЕ СУЩЕСТВУЕТ!
Язычники шумно возражают, начинается потасовка. Дети древних богов налетают на щуплого Гришу. Эшмун защищает друга и неуклюже камлает, взывая к духам, которые еще не начали праздновать…

Вжжууух… Свет меркнет, звук угасает. Однако внезапно всплывает полная сюрреализма картина, где босая Лилит балансирует по колено в снегу и хрипло орёт: «А спорим, я и в бобра превращусь!!! Мухахахха!». Здесь память окончательно капитулирует по соображениям совести и милосердия
— Это ж надо так надраться! — бормочет глава ковена, вытаскивая сосновые иголки из черных волос. На негнущихся ногах она идет вперед. В помещении пахнет формалином и в целом, темно, как у Сатаны в душе, а противно как у начальства на планерке.
Ведьма опирается на мраморную кровать с балдахином. На дешёвых простынях покоится тщедушное тельце некроманта Гриши, тот по-детски плямкает раскатанными до неприличия губами.
— Гриша, вставай! Вставай! — женщина пытается разбудить коллегу.

Гриша

Черный человек непринужденно потягивается, шарит рукой по телу, лежащему рядом, ощупывает круглые пуговицы пиджака, дотрагивается до козлиной бородки. Проходит секунда, Гриша выплывает из объятий Морфея в беспощадную постновогоднюю реальность и с чувством обречённости сам себе поднимает веки.
— Владимир Ильич?! — у Гриши встают дыбом волосы, и без того мертвенно бледная кожа становится неотличима от выпавшего поутру снега. К чувству радости примешивается вкрадчивое опасение за прошедший вечер. Некромант воскрешает в памяти события корпоратива, но одного желания в этом ритуале недостаточно.
Тем временем вождь пролетариата переворачивается на левый бок и недовольно грассирует:
— Весь миг до основания газгушим!

Стробоскоп сознания выстреливает размытыми кадрами.

Вжжжух… Корпоратив проходит как-то безжизненно. Не умеют сейчас праздновать, не то, что раньше, в светлые дни коммунизма. Лучший друг, товарищ-колдун Эшмун прикладывается к очередной бутылке.
Гриша замышляет грандиозную шутку, которая призвана развлечь скучающий коллектив.
— ДЕДА МОРОЗА НЕ СУЩЕСТВУЕТ! ЕСТЬ ТОЛЬКО ДЕДУШКА ЛЕНИН! — выкрикивает он и ждет, когда присутствующие засмеются.
Однако, не всем острота приходится по вкусу. Оскорбляются язычники, особенно лютует Светозар:
— Братья славяне, среди нас есть лица, отрицающие существование зимнего божества, покровителя снегов и холодов. Мы — дети Перуна, великие потомки ариев! — Из уст Светозара подобные заявления звучат смешно, ведь по паспорту он Гера Цукерман, позабывший исторические корни и примкнувший к сварожьему кругу.
Кошерный язычник рьяно доказывает: новогодний даритель существует, просто его не умеют правильно призывать. Светозар лезет к алтарю и готовится наглядно продемонстрировать заповедный обряд, который развеет сомнения коммунистически настроенного некроманта.
Набравшись коньяку, начальница отдела прорицаний Гебура делает пассы руками и заявляет: «Отвечаю — будет улётно!». В танце, похожем на пляску Святого Вита, она заскакивает на алтарь и резво отбивает чечетку.
— Еще Ванга говаривала, как мы отожжем сегодня! — замкнутая и молчаливая Гебура проявляет небывалую экстраверсию.
Эшмун напевает мантры, которые Гебура принимает за мотив ламбады и начинает игриво вилять бедрами. Каблуками она стирает славянские руны… Язычники ругаются… Светозар сгоняет провидицу с алтаря…

Черная бездна беспамятства проглатывает Григория.

Вжжжух… Стены склепа покрываются корочкой льда, метель задувает через замочную скважину, мороз кусает щеки. Все кричат, паникуют и только язычники довольно смеются: «Видите, видите, это… ОН!».
Праздник автоматически переносится в теплое место — на улицу. Разгневанный Дед Мороз или тот, кто пришел вместо него, воплощается в снежную завируху. Спустя пять минут язычники уже не смеются, а бесновато попискивают: «Это Карачун! Бог смерти, управляющий морозами! Он пришел за нами!».

Гриша трясёт головой, словно хочет избавиться от страшных воспоминаний, и, задумчиво чешет подбородок. Дедушка Ленин дергает ножкой во сне, задорно всхрапывая.

— Ты что-нибудь помнишь? — дрожащим голосом спрашивает Лилит.
— Помню. Но лучше бы забыл, — отвечает Гриша, заботливо укрывая вождя заплатанным одеялом с гномиками.
— Карачун, холод, ламбада… Но как мы оказались в мавзолее? — хлопает накладной ресницей ведьма.
— Надо бы разбудить этого иудейского славянофила! — некромант косит подбитым глазом на бессознательного Светозара.

Светозар

Пасынок славянских богов давно проснулся и отчетливо слышал каждое слово, но скрывал этот факт, дабы не занять место крайнего в назревающем диспуте. Суматошные мысли гамаюнами роились в голове: «Надо же, так опозорить Русь-матушку: пить буржуйский виски и плясать под джингл-беллс». Скупая подкорка выдавала информацию крошечными порциями, будто покупала её в Хайфе за валюту.

Вжжжжух… Вот обезумевший морозный дух мчится за выжившими после первого удара членами ковена. А вот, некромант вытаскивает из сугроба пьяную Лилит, которая упрямо грозит показать настоящего бобра. Голые пятки Григория краснеют от холода, всклокоченные волосы образуют схваченную льдом корону.
— Этому городу нужен герой! — орёт адепт смерти и размахивает черепом. — Заворачиваем на Красную площадь, там есть один человечек. Только он замерз, нужно одеяльце прихватить.
Стадо пьяных колдунов всех мастей двигается за Гришей. Он прорывается к Кремлёвской стене, будто Семён Буденный, только без коня, табельных усов и маузера.

Вжжжух…

— Вставай, проклятьем заклеймённый! — бормочет некромант, размахивая черепом. — Кипит наш разум возмущённый! Вдарим пятилеткой по загнивающему капитализму!
На мраморном пьедестале ворочается, кряхтит и, наконец, встает и морщится плюгавый старичок в костюме-тройке:
— Товагищи! Это фогменный беспгедел! Где бгонивичок?

Машина времени из воспоминаний отключается. Светозар приходит в себя и поднимается. Теперь понятно, почему они спят в холодном мавзолее. И как оказалось, не он один посрамил Русь-матушку и заставил Ярилу пылать ярче, но уже от стыда.
Раскрывая маскировку, язычник выдаёт:
— Допустим, мавзолей ещё можно объяснить, а что делает рядом с нами вот это?! — и пренебрежительно указывает на химерную фигуру, скрючившуюся на полу.
— Если я не сошел с ума, перед нами вампир! — констатирует, с видом знатока, некромант, пиная ногой без того мёртвое тело.

Вампир Игнат

У любого приличного вампира есть свой фетиш. Вампир Игнат проснулся в костюме Снегурочки. Богатые вон, ламборджини покупают, а те, что попроще — костюмы Снегурочек. Невидимый Ван Похмелсинг фон Бодун беспощадно заколачивал осиновые колышки в прямо в мозг. Кровопийца икнул, кашлянул и прикусил губу:
— Больше не буду пить кровь в период корпоративов. Лучше обождать, пока эти сволочи протрезвеют. Ой.
На него уставилась растрепанная ведьма, помятый некромант и язычник с перебитым носом. Откуда-то из темноты, к товарищам ковылял хромой шаман, нахлобучивая шапку из перьев на кудрявую шевелюру.
— Ну вы, конечно, даете! — философски изрекла небритая Снегурочка.
— А что было? — полюбопытствовал Эшмун.
— Ничего не помните? — удивился Игнат и поправил мех на шубке. — Каждое тридцать первое декабря у нас, вампиров, есть традиция…
— Ходить в баню? — перебил его Гриша.
— Ходить к мавзолею. Ленин — символ бессмертия в нашей субкультуре. Духовного, естественно. Так вот, сидим мы у мавзолея, радуемся. И тут мчится, взбивая декабрьский снег, толпа гаррипоттеров, а за ними — метель рычит. Проклятые колдуняки одним ударом сносят железную дверь мавзолея, уделывают охрану. Ещё и меня за коим чертом с собой потащили. Потом тамада этот ваш, — вампир зло покосился в сторону, — конкурсы странные затеял, изгонять меня начал. А как прогонит, так снова возвращает, чтоб «доизгнать недоизгнанное». Всю ночь водку жрали и песни горланили. Даже дедушку Ленина разбудили криками. А он, знаете, сколько лет притворялся? Этот ваш некромант сразу к бутылке потянулся — отметить воскрешение великого вождя. Потом Светозар вспомнил какой-то старославянский праздник. Выпили и за это дело. А потом целитель антинародный сушеных мухоморов всем раздал…
— Не может быть… — покачал головой Эшмун.
— Еще как может, — Снегурочка поправила усы и крякнула. — Две недели в заложниках мавзолей держали и мракобесье устраивали.
— К-к-к-как две недели? — черные глаза Лилит расширились от ужаса и сошлись к переносице. — Сегодня же двадцать девятое декабря…
— А тринадцатое января не хотите? Конечно, столько дней пить и у меня бы память отшибло! — фыркнул вампир, — Сейчас остальные проснутся, и начнется…
Лилит подошла к выключателю и дрожащей рукой нажала на кнопку. Пристанище дедушки Ленина озарилось ярким светом. На полу в художественном беспорядке валялись мертвецки пьяные члены ковена, обнимаясь с мужчинами в камуфляже. «ОМЭН» — читалось на форменной одежде. Ведьма присмотрелась получше — нет, всё-таки «ОМОН».
— Мда… и эти вас не остановили! — глубокомысленно изрёк упырь.
— Что же теперь делать? — схватился за голову Светозар, подумывая свалить на историческую родину, поближе к Мертвому морю.
— Праздновать Старый Новый год, — бодро ответил Эшмун и достал из-под мантии серебристую фляжку. — Встретимся в астрале! — многозначительно произнес он, глотнул и вырубился…

Оставшиеся застыли, будто истуканы, не зная, как дальше действовать.
И только дедушка Ленин, будучи живее всех живых, очнулся, чтобы напутствовать растерявшихся потомков: «Впегёд, товагищи!» и снова притворился мёртвым.

Маргарита Волкова, заядлая трезвеница

З.Ы. ВСЕМ ПРИЯТНЫХ КОРПОРАТИВОВ!!! И ЧТОБЫ У ВАС НЕ БЫЛО НЕУДОБНОГО: «ВЖЖЖЖУХХХ!!!».