В детстве я очень часто болел, трудно сейчас сказать с чем это было связано, может был недостаток витаминов, а может тот фактор, что я с пеленок ощутил все прелести частых переездов по стране — от Сахалина до Туркмении. Мама рассказывала, что долгое время моей кроватью был большой старый чемодан. Живя в одном из горняцких поселков под Иркутском, в котором у детей стали обнаруживать признаки силикоза легких, родители мои, наконец-то, пришли к трезвому решению по поводу своих командировок и переездов, и вернулись, наконец-то, на свою родину.
Жили мы в ту пору, на маленькой железнодорожной станции, она и сейчас-то, богом забытый угол, а тогда там было всего несколько деревянных домов вокруг самой станции, да церквуха где-то на окраине. Но я отчетливо помню свой многоквартирный двухэтажный деревянный дом, выкрашенный красно-коричневой охрой. Было мне в ту пору три годика, это я уже потом по хронологии событий вычислил. Ранней весной родители взяли меня с собой в лес, начинавшийся метров через пятьдесят от дома, сразу за железной дорогой.
Как раз зацвела черемуха, мама с папой и их друзья, собирались погулять и нарвать пахучих букетов. Но в середине дня погода испортилась, пошел дождь и мы все здорово вымокли пока добрались до дома. А к вечеру у меня поднялась температура, да видно очень здорово поднялась — я лежал в жару, с головной болью, потом начали мучить галлюцинации. Вот это состояние я очень хорошо помню, меня как будто надували изнутри, я начинал увеличиваться в размерах, казалось, что голова не умещается в кроватке. Сопровождалось это безумным падением куда то и жутким страхом, в конце концов кончалось все тошнотой.
Я помню испуганные, мокрые от слез глаза мамы, склонившейся надо мной. Ночью было и того хуже, кошмарные галлюцинации просто изводили меня. Даже сейчас меня повергает в дрожь картинка, раз за разом возникавшая в голове, когда я проваливался в сон. Будто я стою у своего подъезда, рядом с водосточной трубой, которая, как и везде в домах, заканчивалась раструбом, в тот момент, ровно на уровне моей головы. И вот этот раструб вдруг начинается превращаться в голову какого- то монстра, то ли дракона, то ли крокодила с огромной пастью. Я испытывал при этом неописуемый ужас, и задыхаясь, вываливался в реальность из этого кошмара.
Не знаю, почему память так настойчиво хранит эпизоды из самого раннего детства, а допустим, фамилию давно знакомого человека иногда бывает очень трудно вытащить из уголков той же памяти. И вовсе не имеет значения фактор яркости события. Я например, очень хорошо помню другие эпизоды из того же периода детства.
Я стою у забора дома, за которым живут более старшие, чем я мальчишка и девчонка, мне очень хочется с ними поиграть, но они меня не пускают, свесившись с другой стороны забора, они только посмеиваются надо мной. Потом девчонка мне заявляет, что если я скажу одно слово, то они пустят меня к себе. Я, конечно же соглашаюсь и она мне называет это слово. Это было матершиное слово, но тогда этого, я конечно не знал, и все же произнести его почему-то никак не решался, какое- то неведомое табу не давало мне возможности произнести его. Но они не отступали, и коварно расписывая прелести того, чем мы будем заниматься после, как я произнесу наконец это слово. Конечно, они сломали мое упорство, я преодолел свое табу и изрек его, но кто бы мог подумать, чем все это может кончиться. Эта парочка хватает меня за шиворот, и тащит меня ко мне же домой, после чего, старательно рассказывают моей маме, какой я оказывается злостный матершинник. И как ни странно, но они добились своего. Точно не помню как, но меня мама наказала.
Какой же богатый опыт получил я, наверно, от такого небольшого эпизода моей жизни.