… Таджикистан — Душанбе, мне 13 лет. Мир огромен, время свернуто в плотный жгут событий, все самое важное в жизни происходит на улице. Школа, где-то на заднем плане, из-за этого постоянные конфликты с родителями, в дневнике двойки тройки, впрочем, бывают и пятерки в периоды прозрения. Эмоций столько, что они рвут все табу и обязанности, жизнь — сплошной бег, успеть нужно очень многое.

Друзей полно, и в школе и во дворе. Самое главное — после школы, добежать до дома, резко открыть дверь, бросить портфель в коридор и смыться, не нарвавшись на суровый мамкин окрик. Босоногие планы созревали на бегу, осуществить самые дерзкие и не попасться на детском криминале — был высший стимул всех мальчишеских забав. Школьный закадычный приятель Виталик Баранов, имел скверную репутацию, во всяком случае, на порядок хуже моей. Поэтому на меня со всех сторон напирали, пытаясь ограничить мои контакты с ним. Я в конечно понимал, что наши поступки часто бывали на грани, но и упертость взрослых я тоже принимал в расчет. Все же, дружба была главней всего.
Чувство голода постоянно сопровождало пацанов того времени. 15 — 20 копеек, выдаваемых на обед в школу, явно не хватало на погашение уймы затрачиваемых калорий. Трюки по добыче еды были незамысловаты, требовалась только толпа желающих и небольшая организация. Дорога домой из школы была почти у всех одинаковой.
По пути располагалась небольшая харчевня, где жарили удивительно вкусные пирожки и рыбу. Собрав со всех оставшиеся за день копейки, часть мальчишек облепляла плотным кольцом продавца, пожилого, нерасторопного таджика, пытаясь что-то купить у него. Остальные выждав, когда у продавца будут заняты руки, хватали с подноса кто сколько может вкуснятины и с победным гиканьем неслись в сторону дома. Метров через сто, всю добычу делили по честности, со всеми участниками.
С Виталиком у нас были способы и по изощренней. Находили кусок старой губки, и по пути в школу, на автобусной остановке засовывали ее в окошко выдачи монет разменного автомата. В результате вся разменная мелочь застревала на губке, не высыпаясь в окошко. Оставалось только в подходящий момент вытащить губку вместе с монетами и отоварить их в той же харчевне.
По весне самым первым съедобным растением была «кислячка», растение с фруктовым, кисло сладким вкусом, продаваемая на всех базарах и автобусных остановках, на западе ее называют — ревень. Росла она довольно высоко в горах, и добывали ее обычно чабаны живущие там. Вот у нас с Виталиком и созрел план — самим в горах добыть вожделенное растение.
Это был наш первый в жизни серьезный, самостоятельный поход в горы. На автобусе мы доехали до туристической базы в Варзобском ущелье, и прямо с остановки начали подниматься в горы. По дну ущелья протекала бурная речка, склоны гор у подножья по большей части были землистые, густо заросшие травой и кустарником. Кислячка же росла преимущественно на скалах, но до них предстояло высоко забраться. Кроме того, чем выше и дальше по ущелью мы продвигались, тем больше попадалось труднопреодолимых каменистых гряд, доходящих обрывистыми уступами до самой речки. Незнакомые запахи, буйная растительность, чувство легкой опасности, сильно возбуждали нас и придавали сил. Примерно через час, мы стали находить хилые, тонкие кустики кислячки, не представляющие ни какого интереса. Только оказавшись среди голых камней, стали попадаться мясистые высокие стебли этого растения. Но и путь резко усложнился, крутизна склона увеличилась, приходилось выбирать расщелины и подходящие выступы для движения вдоль ущелья и одновременного подъема.

Между тем, обычная жара сменилась легкой прохладой, дул несильный ветерок, принося неведомые запахи. Вид сверху просто завораживал, там в низу люди и машины ползали как бактерии в микроскопе, ни когда еще не приходилось взирать на мир с такой высоты. Сказать, что дух захватывало — это было еще мягко сказано. Впереди стали отчетливо видны заснеженные, не преступные вершины гор. Картинка была настолько объемна и грандиозна, вовсе не походила на различные фотографии виденные ранее. Может уже тогда, где-то внутри себя я решил связать часть своей жизни с этими пейзажами.
В какой-то момент путь вперед преградил совершенно ровный каменистый склон, причем поверхность его была не гладкой, а представляла собой выветрелый гранит, местами сильно осыпающийся, опасный для движения по нему. На нем не было выступов, ровный склон, не доходя метров 100 до дна ущелья с рекой, заканчивался обрывом и дальше до самой реки скалы были уже с отрицательным уклоном. На склоне из редких трещин торчал небольшой кустарник, но впереди и чуть выше по склону мы заметили огромный куст с мощными, толщиной чуть ли не в руку стволами кислячки. Подобраться к нему максимально, мы смогли только метра на три. Нас разделяло гладкая скала и куст какого-то растения, торчащий из небольшой трещины. Можно было возвращаться назад, но я решился на отчаянную попытку, ухватившись за ветки кустарника, я смог сделать оставшиеся три шага до лопухов с кислячкой. Одной рукой держась за толстую ветку куста, другой я с силой дернул за ствол кислячки, несомненно я ее оторвал бы. Но я не учел, что кустарник растущий на голых камнях, очень хрупкий, толстая ветка обломилась внезапно, как старый высохший сучек и я полетел вниз по скале.
Скользя на пузе по склону, с явным ускорением, я судорожно пытался ухватиться руками за крошившуюся породу, но только лишь раздирал руки и живот, ужас перекрывал чувство боли. Пролетев не мене ста метров до самого перелома уклона, дальше я должен был уже лететь в свободном полете до самой речки с камнями. Но по счастливой случайности на самом переломе оказался небольшой каменный выступ, на который я и налетел, и оказался на нем в положении сидя верхом. Сколько сидел в шоковом состоянии я не знаю, но через некоторое время, метрах в четырех, я увидел испуганную рожу Виталика, умудрившегося подобраться ко мне по небольшой лощине. Немного успокоившись, он снял с себя брюки и рубашку, связал их вместе, и свободный конец бросил мне. Это был тоже рисковый маневр, не удержись он на склоне, и мы бы оба улетели в обрыв, от которого был только один шаг.
Но все кончилось благополучно, он отчаянно держался, я отчаянно карабкался, вскоре мы уже оба стояли в узкой расщелине, ведущей только в верх. Но вот беда, как только главная опасность миновала, у меня начался страшный озноб, все тело мое трясло, но главное, я не мог стоять, потому, как колени ходили ходуном, я не мог остановить их даже руками. К тому же, грудь и живот потеряли часть кожи и представляли собой одну большую кровоточащую ссадину. Только примерно через пол часа я преодолел лихорадящий озноб и смог двигаться дальше, перевязавшись майкой Виталика. До остановки мы добрались уже совсем обессилившие.

Это было уже второе прикосновение к холодной двери, когда моему ангелу, пришлось потрудиться, держа меня очередной раз за шкирку. Через год Виталик исчез из моей жизни надолго, переехав с родителями в другой город. Обнаружил я его совсем уже недавно. Жил он там же, в Таджикистане, не смог выбраться от туда вовремя, по причине контузии, полученной в Афгане, будучи советским офицером.