Первое мое желание, когда я открываю по утрам глаза — соскочить с постели и задернуть шторы, чтобы солнце не било прямо в лицо. Всегда забываю сделать это с вечера.
Я упираюсь ладонями в матрас, подкидываю тело и…
Поворачиваюсь на бок, подтаскиваю поближе инвалидную коляску, ставлю ее на стопор и с трудом переваливаюсь на сидение, волоча за собой бесполезные, мертвые ноги.
Три года назад, вусмерть нажравшись в клубе на своем двадцатипятилетии, я не решился доверить бренное тело рвачам-таксистам и сел за руль любимой «Тойоты». Финишировал я через пару километров, а финишной лентой оказался парапет моста. Кого винить, кроме собственной непроходимой глупости?
- Жить будет, — сказал тогда хирург моему брату. — Но плохо.
Утвердившись в коляске, чтобы, не дай Бог, не соскользнуть и не опрокинуться, направляюсь в туалет. У нас стандартная, мать ее, двушка, в которой не развернуться, поэтому приходится быть очень осторожным. Как всегда, забываю про косяк и, как всегда, до крови обдираю об него костяшки пальцев левой руки.
В квартире ни одной двери, кроме входной и балконной — иначе мое нынешнее транспортное средство элементарно застрянет в проеме. Брат предлагал пользоваться уткой и судном — давно, когда я только вернулся из больницы домой — но я уперся, и теперь даже в нашем совмещенном санузле вместо двери пластиковая занавеска. Гостей, изредка бывающих у нас, это напрягает, а мы с Юркой привыкли.
То, на что у нормального человека уходит, максимум, четверть часа, у меня отнимает массу сил и времени. Поначалу я забывал блокировать колеса и несколько раз довольно сильно расшибался, когда проклятая коляска легко отъезжала в сторону, скидывая меня на кафельный пол. Сейчас я щелкаю стопором уже на автомате.
Умываться тоже неудобно — раковина слишком высоко, а из-за трубы стояка снизу к ней и не подъехать толком. Так что моюсь я над ванной, боком, пользуясь душем на гибком шланге.
Есть мне не очень хочется, я бы только кофе выпил, но Юрка будет ругаться, если обнаружит, что приготовленный им завтрак остался нетронутым в холодильнике.
Закончив все утренние дела, открываю балконную дверь настежь — благо, на улице лето — и закуриваю свою первую сигарету. Я могу выехать на балкон и позагорать, однако, существует пара веских «но», по которым я предпочитаю оставаться в комнате. Во-первых, у нас с братом последний, шестнадцатый этаж, над которым ни другого балкона, ни простейшего козырька. Налети внезапный дождь, и я тут же промокну до нитки. Во-вторых — и это главная причина — моя коляска может выехать наружу, но ни развернуться, ни заехать задом в комнату я не могу. Ждать до вечера, чтобы брат втащил меня в квартиру? Увольте, как-то раз я сдуру проторчал на балконе двенадцать часов кряду и экспериментировать таким образом с собственным здоровьем больше не намерен. Оно у меня и так не железное.
Моя настоящая жизнь начинается тогда, когда я включаю компьютер. В моей ситуации это единственный способ не свихнуться от одиночества и безделья. Юрке принадлежит довольно серьезный сайт, где публикуются начинающие драматурги и сценаристы. Вход туда «по пропускам», то есть исключительно по рекомендациям уже зарегистрированных авторов. Зато болталка при сайте открыта для всех желающих. А я — программер, модератор, ну и завсегдатай чата, само собой.
В чате у меня три персонажа, и никто не знает, что принадлежат они одному человеку. Клонирование у нас строго запрещено, но поскольку я Господь Бог этого мирка, я позволяю себе то, что другим заказано.
Моя первая ипостась — блондинка Леночка. Очаровательное существо, наивное до идиотизма. Она восторжена, влюбчива, любит поплакать по любому поводу. Ее абсолютная беззащитность перед жестоким миром заставляет мужскую часть чата выпячивать грудь и ощущать себя, как минимум, королями Артурами и сэрами Ланселотами.
Антипод Леночки — стерва Кристина. Леночку она ненавидит и обижает ее по любому поводу. Умна, цинична и безжалостна. У Кристины тоже есть свои поклонники в чате, которые, как правило, держутся в стороне во время скандалов двух девушек. И не потому, что им жалко блондинку — просто Леночкины рыцари задавят массой любого, кто поддержит стерву-Крыску. Робкая поддержка перепадает Кристине исключительно в привате.
Третий мой персонаж — Антоша. В него влюблена недобрая Крыска, его обожает идиотка Леночка. Но Антоше девичья любовь по барабану — он занят исключительно лицами мужского пола.
Эта троица поддерживает жизнь в чате. Вокруг них вспыхивают скандалы, о них расползаются сплетни, в среднем раз в два месяца они провоцируют смертоубийственные войны с виртуальным мордобоем. Тогда я, реальный модератор, вынужден вмешиваться в ситуацию, мной же и доведенную до абсурда. Как правило, использую я ее для того, чтобы убрать из чата некоторых одиозных личностей, которые приходят сюда не общаться, а портить жизнь другим. Это не обычные матерщинники или флудеры, которых я блокирую сразу, а мелкие пакостники, любители сколачивать «стаю единомышленников» для травли того или иного чатланина. Официальных поводов для блокировок в спокойное время они не дают, но в сварах с них слетают маски «приличных», и я с чистой совестью жму на кнопку.
Сегодня в чате… Так, сегодня в чате с утра пятеро. Пока — без меня. Пока я только наблюдаю за тем, как четверо мужичков пытаются пустить на стружку новенького. Новенький огрызается неплохо, я бы сказал — вполне профессионально. Чувствуется немалая школа. Ладно, оставим пока эту птицу в покое — надо посмотреть ночные логи. Как-никак, модераторы тоже живые люди, и им изредка требуется здоровый сон. Хотя бы шесть часов в сутки.
Ночью в чате никто не бузил, жалоб в модераторскую службу тоже нет, так что я возвращаюсь к происходящему в режиме реального времени. Новичок торчит в чате один. Интересно, каким образом ему удалось распугать присутствующих? А никак не удалось — рассосались по делам, оставив его скучать в чате. Поразмышляв, захожу сладкой идиоткой и здороваюсь. Заодно смотрю профайл собеседника. Ничего лишнего о себе новенький не написал. Только обязательные графы заполнил, свободные честно пропустил. Ну, у нас большинство так делает. Имя — Игорь. Возраст — двадцать пять лет. Город — Москва. Фотки нет.
У Леночки беседа с Игорем не клеится. Интеллект у юноши явно выше среднего, дурочка ему неинтересна. В качестве противоядия к сиропу блондинки отправляюсь в чат злобной Крыской. На глазах у изумленного гостя разворачиваю небольшую дамскую ссору. Игорь на нападки Кристины на Леночку не реагирует, хотя из чата не уходит. Моя сладкая дурочка несколько раз взывает о защите к «рыцарю», Крыска цинично предлагает поиздеваться на пару. Ноль эмоций у клиента. От групповичка он вежливо уклоняется.
Занятный парень этот Игорь. Ждет кого-то или просто делать нечего? Мне скучно ругаться с самим собой, и я выгоняю своих дам из чата. Выждав какое-то время, захожу в чат Антошей. И — оппаньки. Парень тут же проявляет интерес. И не просто интерес — зовет меня в приват, общей гостиной не доверяет.
Так-так-так. Ему обо мне «рассказали», и он как раз меня тут дожидался. Очень интересно — ловить тематического собеседника в общем чате, игнорируя специализированные? Геи в нашей болталке не задерживаются — им тут делать особенно нечего, мой Антоша — редкое исключение, он мне по работе нужен. Так что мое присутствие в чате худо-бедно оправдано. А вот Игорь почему заинтересовался именно мной, даже если ему кто-то что-то о моем персонаже рассказал? Дело тут явно не чисто.
По большому счету, сейчас мне в чате делать нечего. Народ в болталку подтягивается после обеда, ближе к вечеру. Ухожу, не прощаясь — обрыв связи, будем считать так.
Сегодня недельные обновления на основном сайте. Дело рутинное и нудное. Все бы ничего, но присланные сценарии и пьесы надо прочитать. Или просмотреть хотя бы по диагонали на предмет присутствия мата и всевозможных нарушений закона. Юркин сайт известен среди театральных и киношных режиссеров, они там постоянно пасутся, поэтому надо блюсти имидж. Авторам, чьи творения по каким-то причинам не публикуются, надо отписать и объяснить причины.
За два с половиной года, что я работаю на брата во всех возможных должностях — от программиста до цензора — я соорудил себе несколько шаблонов, по которым можно общаться с молодыми гениями без особого напряга, не утруждая мозги придумыванием вежливых отказов. Из трех пьес и двух сценариев я отказываю в публикации только одному автору, слишком уж увлекшемуся обсценной лексикой. Остальное вбиваю на сайт, сообщаю об обновлениях в новостях на главной странице и возвращаюсь в чат. Игорь мается там в одиночку. Делать ему нечего, что ли?
Cегодня совершенно нет настроения с кем-то общаться. Кроме того, я отсидел у компьютера часа четыре, и у меня немилосердно ломит спину. За окном натянуло тучи, где-то далеко погромыхивает — идет грозовой фронт. Да и пообедать уже не мешает.
После обеда тянет прилечь и подремать. За окном лупит дождь, около открытой балконной двери натекла небольшая лужица. Юрка будет ругаться, но закрывать балкон я не хочу — я люблю дождь, и запах мокрого воздуха, и отчаянный шум ливня. С кровати мне не видно ничего, кроме серого неба — наша многоэтажка торчит среди других домов, как средний палец из сжатого кулака, единственная на весь микрорайон. Тучи вспарывает молния, и немедленно прямо над крышей бухает гром — такое ощущение, что Камаз с булыжниками опрокинулся на гигантский железный лист. Ничего себе, погодка разгулялась. Интересно, Юрка взял зонтик?
Думая о брате, как и всегда, сворачиваю на привычную колею. Он старше меня на тридцать две минуты. Мы близнецы и совершенно не похожи. Юрке в нашем тандеме досталось многое — мозги, способности, рассудительность, целеустремленность, порядочность, чувство юмора. Мне — все остальное, то есть внешность и пофигизм. Я не хочу сказать, что брат некрасив, просто из нас двоих девушки всегда предпочитали меня. А я предпочитал парней, о чем знал только Юрка. Осуждал он меня или нет, я не знаю — брат никогда ни слова мне не сказал и не скажет.
Пока я лежал в больнице после аварии, Юрка выдержал жуткий бой дома и настоял на размене. В результате мы с ним живем в двушке на окраине города, а мать с отчимом уехали в однокомнатную в центре. Я понимаю, что порчу брату жизнь, потому что повис у него на шее стопудовой гирей, но сделать ничего не могу. Он и слышать не хочет о том, чтобы пристроить меня в какой-нибудь инвалидский приют, а я малодушно не настаиваю.
За три года все мои друзья-любовники-собутыльники отвалились пережравшими крови пиявками. Сначала кто-то из них звонил и даже заходил посидеть. Но я был не в том состоянии, чтобы поддерживать светский треп, и постепенно меня оставили в покое. Мой нынешний круг общения — только сетевые знакомые. Когда к брату заходят друзья, я тоже иногда присоединяюсь, но чаще предпочитаю сидеть в комнате. А девушки к нам совсем не заходят, и я не хочу думать, что тому причиной.
Мы с братом спим в одной постели. Тому, кто завопит об инцесте, я предложу прогуляться в ад, а то и подальше. Мне двадцать восемь лет, и если кто-то считает, что парализованные ноги отменяют все желания тела, то этот «кто-то» может отправляться в монастырь и принять постриг. Если я еще до сих пор не перевалился через перила нашего балкона, то это целиком и полностью заслуга Юрки, который пришел ко мне однажды вечером и сделал все то, чего я никогда уже не смогу получить от других.
Утром он сказал мне, что всегда будет рядом со мной. Меня пугает это самоотречение, я не знаю, что за ним скрывается. Я принадлежу своему брату — целиком и полностью. Я его безраздельная собственность, запертая в четырех стенах под крышей многоэтажного дома. У меня есть все, что недоступно многим в моем положении — дом, работа, секс, хорошие книги, забота родного человека. У меня только нет права изменить свою жизнь по своему желанию. Да я и не знаю, хочу ли этого. Человек слаб, а я не лучший представитель вида.
Мир, в котором я живу — иллюзия счастья, иллюзия семьи, иллюзия любви. Мне не в чем упрекнуть своего брата — в отношениях со мной он идеален настолько, что хочется выть. Это предупредительное совершенство временами заставляет меня чувствовать себя полным ничтожеством. Я ничем не заслужил этой любви, а он ни в чем не виноват, чтобы я его ненавидел.
Мир, в котором я живу — бесконечная череда дней, неотличимых друг от друга. Бесконечная череда ночей в кольце сильных родных рук.
И один-единственный вопрос, который я выкрикиваю день за днем в пустоту комнаты.
Господи, почему ты не убил меня сразу?