Наивно считать, полагаясь на рост и вес, что ты — человек, а не древняя тварь из тьмы. Сиди себе в кресле и пей ледяной шамбрез, разглядывай молча знакомый узор стены. Играй, как другие, гофмаршал семи газет: воюй, не воюя, не зная, о чем — кричи. И верь, что потом, когда этот погаснет свет, послушный апостол тебе принесет ключи.
А там — ничего /да, я знаю — я видел сам/, сплошные руины оставленных городов. На римских холмах, две ладони прижав к глазам, не боги стоят — только хрупкая Мать всего.

Наивно считать, посмотревшись в сто семь зеркал, что ты — человек, а не древний беглец с небес. Здесь спрятано много такого меж серых скал, чего опасаются даже змея и крест. Поэтому ночью, когда замолчат
сверчки, и папские арфы в чехлы уберет пророк — послушай себя и желанья свои сочти, вписав их в законы /как водится, между строк/…
Смотри на себя или лучше совсем сотри, когда над тобой не летит этот легкий флаг: «Ты — древняя тварь, облаченная в плащ зари. Ты древний беглец. Переменчивый свет. Рыбак».

Нелепо считать, полагаясь на рост и вес… Нелепо считать, посмотревшись в сто семь зеркал… Вставай и иди, золотой не допив шамбрез. Найдешь свое имя — молчи. И держи удар.