Мой лес, в котором столько роз
и ветер вьется,
плывут кораблики стрекоз,
трепещут весла!
О, соловьиный перелив,
совиный хохот!..
Лишь человечки в лес пришли —
мой лес обобран.
Какой капели пестрота,
ковыль-травинки!
Мой лес — в поломанных крестах (перстах),
и ни тропинки.
Висели шишки на весу,
вы оборвали,
он сам отдался вам на суд —
вы обобрали.
Еще храбрится и хранит
мои мгновенья,
мои хрусталики хвои,
мой муравейник.
Вверху по пропасти плывут
кружочки-звезды.
И если позову «ау!» —
не отзовется.
Лишь знает птица Гамаюн
мои печали.
— Уйти? — Или, — я говорю.
— Простить? — Прощаю.
Опять слова, слова, слова
уже узнали,
все целовать да целовать
уста устали.
Над кутерьмою тьма легла,
да и легла ли?
Не говори — любовь лгала,
мы сами лгали.
Ты, Родина, тебе молясь,
с тобой скитаясь,
ты — хуже мачехи, моя,
ты — тать святая!
Совсем не много надо нам,
увы, как мало!
Такая лунная луна
по всем каналам.
В лесу шумели комары,
о камарилья!
Не говори, не говори,
не говори мне!
Мой лес, в котором мед и яд,
ежи, улитки,
в котором карлики и я уже убиты.
1973