Все-таки мне на магазинские дела везет, из-за этого я забываю зачем пришла.
Вот сегодня, у прилавка с салатами парочка. Он — маленький и квадратный, в черном пальто и белом пуловере с пуговицами. Пружинит, потому что альфа, у альф вообще все ходуном ходит, чтобы все видели, что он альфа альф и альфой погоняет. Она — в норковом полушубке и ногах. Я пока эти ноги смотрела в длину, у меня мышца глаза затекла, но мне было интересно — где они заканчиваются. Нигде. Они бесконечны, а наверху этой бесконечности кукольная головка. И говорит эта головка человеческим голосом, наклоняясь к альфу-альф, иначе плохо слышно — перепад размерных характеристик велик: «Котяя, возьми аааливьэээ!» Альфа-котя на пружинах царственно продавцу: «Аааливьэээ!» и жестко, брутально: «И винэгрэтику!» Ногастая бесконечность: «Фу! Не надо винегрет! Там свекла!» Но котя-альфа сказал, значит — сказал, потому что мужик. И он опять величественно продавцу: «Не надо винэгрэту!» И бровь поднял чтоб не перечили, ни-ни чтоб. А у самого на белом пуловере белая пуговичка черными нитками пришита кривенько, я заметила. Видать, ногастая безрукая совсем.
И тут заходят четыре крепко подвыпивших мужика, и пахнет от них тонко канализацией. А они веселые такие, друг друга подначивают: «Не конъяк, а водка, не конъяк, а водка!» И запах вот этот, незабываемый от них, как будто в Питере вдруг побывала, там бывает что нет-нет накатывает этакое из подземелья старых доходных домов.
Бесконечная ногастость: «Фу-у-у-у… воняет!» А котя-альфа: «Да нет вроде, вроде нормально все.» А сам мужиков взглядом до алкогольного отдела проводил и коробочку с салатиком сжал до хруста.
А я стою, глазами хлопаю — такое богатство образов, такое богатство образов: пуговичка с черными нитками, веселые пахнущие сантехники, опять же полушубок с ногами. Пока это осознала, про все свое позабыла, опять завтра утренний кофе без круассана пить придется.