Моя мама все решения принимала за меня. И не замечала этого.
Помню, мы шли с ней по рынку, по продуктовым рядам, выбирали молочные продукты. Мне — лет 15.
Я — выше мамы на пол головы.
— Ты творог будешь? — спросила мама.
— Неееет, — сморщилась я.
— Завесьте нам два кило, — сказала мама продавцу.
Я помню, как поймала в себе удивление: зачем ты спрашивала, если все равно купила?
— Я же сказала: не хочу творог, — нахмурилась я.
— Ты любишь творог, — пояснила мама.
— Да? — удивилась я. — А, ну тогда ладно.
— Ну и полезный он. Там кальций.
Дома я ела творог, политый вареньем. И не знала, вкусно мне или нет. Но мама сказала, что я люблю творог. Значит, люблю.
Я не знала, как понять, что я действительно люблю и чего на самом деле хочу. Я была не знакома сама с собой, потому что смотрела на себя глазами мамы, и думала маминой головой.
Любой грядущий поступок проходил фейс-контроль «Что скажет мама».
Если маме понравится — делай, если нет — отмена миссии.
Первые наши конфликты с мамой случились тогда, когда я вдруг взяла — и — о, Боже! — настояла на своем мнении.
Причем в какой-то сущей ерунде. Типа этого творога.
Сказала твердо: нет. Нет, мама, я не люблю творог!
Мама опешила. Это плохой поступок, почти бунт. Он не прошел фейс-контроль. Мама заплакала и купила валокордин. Легла лицом к стене, накрылась одеялом.
— Когда я умру, — сказала мама. — Оплачивай коммунальные платежи и подшивай квитки об оплате в зеленую папку.
Мне стало так плохо и так стыдно, что я бросилась к маме, отчаянно рыдая и умоляя ее не умирать. Ради меня.
Иметь свое собственное мнение, оказывается, очень накладно, сложно и больно. А иногда — это настоящее преступление против родной матери.
А кто мне дороже: мнение или мама? Конечно, мама. Ну так и о чем мы говорим…
Маме мешало мое инакомыслие. Даже не инакомыслие, а просто «мыслие», не в унисон ее «мыслию».
Она зацеплялась за мое мнение, как за ржавый крюк. Натыкалась на него. Занозилась. Сердилась. Я быстро сдавала позиции, почуяв характерный запах валокордина.
— Я тебе только добра желаю, я жизнь прожила, и лучше знаю, как надо…
«…Как надо жить ТВОЮ жизнь,» — мысленно заканчивала я мамино предложение.
В то время я впервые допустила мысль, что мама — не Бог, а вполне себе земная женщина, которая может ошибаться.
А вдруг я не люблю творог? А мама говорит: люблю. А как это вообще понять?
Шли годы. Я аккуратно знакомилась с собой, училась слушать оттенки своих чувств.
С мамой мы жили в холодной войне двух любящих сердец. Мама устраивала террор любовью, ложилась умирать после каждой стычки, включала атомный игнор, выжигающий доверие и любовь, а я отстреливалась пубертатными истериками, захлебывалась разочарованиями взрослой жизни, застегивала свою жизнь на все пуговицы: что там внутри, мама, тебя не касается.
Потом я встретила своего будущего мужа. Мне — 18.
— Это не твое, — сказала мама. — Посмотри на себя и на него.
Я посмотрела. Осталась довольна. Очень даже…
— Ты его не любишь, — пояснила мама.
— Я творог не люблю, — вдруг поняла я. — А его — люблю.
— Чушь какая, вся жизнь у тебя впереди. Встретишь еще дипломата, красивого, умного… Он подарит тебе жизнь, которой ты достойна.
Мама мечтала о дипломате для меня, как о панацее от тяжелой российской действительности. Мама удивительно хорошо разбиралась в дипломатах, хотя сама тридцать лет жила с человеком, который первые десять лет был, по ее определению, неудачником, а последние двадцать — алкоголиком.
То, что я не дождалась дипломата, а ушла к «этому… замкадышу», мама расценила как предательство.
Предательство ее мечты. Она вкладывала в дочь, как в инвестпроект, который принесет дивиденды в виде скорой эмиграции в богатую и успешную страну, где жить хорошо, чисто и весело. И априори нет алкоголиков и неудачников.
Мама планировала схватится за хвост самолета, летящего в эту сказочную страну, и улететь с дочерью. Чтобы помогать дочери думать. Точнее, чтобы думать за нее.
А тут — такое. Вместо дипломата — студентик. Вместо самолета — маршрутка до Балашихи. Ужас. Кошмар.
Мама легла на диван. Отвернулась к стене. В комнате запахло корвалолом. Это такой же валокордин, только еще более ядреный.
— Когда я умру…- сказала мама.
— …Я буду подшивать квитки в зеленую папку, я помню, — сказала я и ушла в комнату собираться. Через три часа у меня знакомство с родителями будущего мужа. Очень волнительно.
— Ты уходишь? — мама пришла за мной в комнату.
— Ухожу!
— Куда?
— В Балашиху.
— Ааааааааа, — закричала мама. — Это все он, твой новый хахаль. Это он науськал тебя бросать умирающую мать.
Я молчала. А что тут скажешь?
— Ты никуда не пойдешь! — мама распласталась в проеме двери, раскинула руки звездой.
— Ты ж умирать собиралась, — вежливо напомнила я.
— Ааааааааа, дрянь неблагодарная. Всю жизнь на тебя положила, всю душу вложила, а ты… А ты… В Балашииииху…
Мама вероятно думала, что в иерархии кругов ада Балашиха идет сразу за чистилищем и преисподней (и в этом она почти не ошиблась), но это мне было уже не важно: у меня было свое мнение, и я этим гордилась.
Я приехала на встречу, страшно волнуясь. Очень боялась не понравиться. На лбу — ну, очень кстати! — вскочил ужасный прыщ, а моя обычная речь в стрессе превращалась в косноязычие.
— Не бойся ничего, — сказал будущий муж, видя мой очевидный мандраж. — У меня мировые родители, они поддержат любой мой выбор.
— В смысле, любой? — не поверила я. — А если у меня две ходки, тату в виде дьявола, пирсинг во всех возможных губах и три неудачых брака за спиной?
— Тогда мне самому не очень понятно, почему я выбрал тебя, — смеется муж. — А родители поддержат…
То есть, даже если я — худшая из женщин, фейс-контроль смотрин я все равно пройду?
Мне захотелось скорее познакомиться с этими уникальными родителями и понять: это такая высшая степень мудрости или крайняя форма пофигизма?
Родителям я понравилась, приняли они меня очень тепло, но я не могла записать эту лояльность на счет своей «идеальности»: меня потом все годы брака всегда бодрила мысль, что если что — мое место займет любая другая девушка, и ей также будут улыбаться и подливать чай в гостевую чашку, потому что «поддержат решение сына».
Я проникла в семью. Прижилась. Жила, а сама «ходила» на разведку.
— Миш, а тебе не страшно было с 16 лет самому принимать решения? — пытливо выспрашивала я. У меня никак не укладывалось в голове, что в тот момент, когда я не могла выбрать, люблю или не люблю я творог, мой будущий муж сам выбирал себе вуз и образ жизни.
— Еще как страшно!
— И? Как ты справлялся?
— Шел за советом к родителям.
— А они?
— А они «поддержат меня в любом моем решении».
— А если ты налажаешь? Ну, совершишь ошибку? Тоже поддержат?
— Вероятно, да.
— А если твой сын в 16 лет придет к тебе за советом, ты дашь совет?
— Я обязательно помогу ему принять решение.
— Почему?
— Потому что ему страшно. Жутко страшно. Он растерян и напуган. Он начинающий взрослый. Это как с игрового тренажера пересесть за реальный руль автомобиля. И ты рулишь и понимаешь: вот сейчас все по-настоящему, и, если ошибёшься, то можно вылететь на встречку или сбить человека. И ты напуган, чем еще сильнее усугубляешь ситуацию, и надеешься на инструктора. А он сидит рядом, но у него нет страхующих педалей, он просто сидит и если что — поддержит…
— То есть ты поведешь себя иначе, чем родители? Твои мировые родители?
— Я обожаю родителей. Они самые лучшие. Но лажают они как все обычные люди, — вздохнул муж.
Не дать совета ребенку тогда, когда у тебя его просят, потому что этот совет — все равно мнение, чужое мнение, и оно не должно мешать объективности — это… это…
Не знаю. Это сила или слабость?
Мне кажется, что во фразе"я поддержу тебя во всем", помимо очевидной мудрости не быть навязчивым и безусловной веры в своего ребенка, зашита и очень удобная местами позиция: черт-его-знает, как тебе поступать, твоя же жизнь, ты там сам как-нибудь разберись, а я — поддержу.
Но с другой стороны: дети у них получились чудесные, целеустремленные, очень качественные, один мой муж чего стоит.
Дети умеют принимать решения, но делают это долго и мучительно, замачивают решение в страхе, купают в сомнениях, теряют время, ждут подсказок из вне.
А я рублю сгоряча. Принимаю решения мгновенно, лелея и тихо восторгаясь своим собственным мнением. Я не боюсь. Ошибусь? Ну и ладно. А кто не ошибается?
Ну вот и как правильно?
Может, стоит взять ребенка за руку ДО, и попробовать уберечь от ошибок, как делала моя мама, или все же лучше обеспечивать поддержкой по факту свершившихся проблем, окунув в самостоятельность по самую макушку?
Я не знаю. Я много думаю о золотой середине, и очень хочу не шарахнуться в какую-то крайность, не увязнуть в категоричности, не застыть в янтаре всезнайства.
Вчера мы с сыном зашли в кафе, перекусить.
— Я хочу голубцы, — сказал сын.
— Ты не любишь, — ответила я. — Там же капуста вареная…
— Ну тогда котлеты с макаронами.
— Да ну, неизвестно, что в них навертели, в эти котлеты. А макароны мы на завтрак ели. Возьми шашлык, это хоть понятный кусок мяса. С картошкой.
— Я не хочу шашлык, — опечалился сын.
— Ты любишь шашлык, — сказала я.
И вдруг меня прожгла мысль: я веду себя как мама!!!
Я лучше знаю, что он хочет и совсем его не слышу. Я диктую ему, что он любит, проветриваю его собственные мысли и надеваю свое бесценное мнение на его белобрысую макушку так глубоко и так надежно, что можно не сомневаться: растет мамин сын.
Подошел официант принять заказ.
— Шашлык с картошкой, — пролепетал мой сын, и я чуть не заплакала от досады и злости на себя.
— Дась, прости меня, ты же хотел голубцы? Закажем голубцы, — сказала я и добавила, обращаясь к официанту. — Только распеленайте их от капусты вареной, а то он не любит.
— Ой, тогда получатся такие… вареные котлеты, — улыбнулся официант.
— Я не хочу вареные котлеты. Я бы обычную котлетку съел, — говорит сын. — И макароны.
Официант смотрит на меня, я киваю, подтверждая заказ.
Когда мы остаемся вдвоем, я говорю сыну:
— Дась, ты прости меня, что лезу иногда со своим мнением. Я просто никак не привыкну, что ты уже взрослый, и сам можешь делать выбор.
— Мам, я просто очень люблю макароны. Больше картошки, риса и даже гречки. А еще я арбузы люблю. Очень.
— Это очень хорошо — точно знать, что ты любишь, — улыбаюсь я. — Это просто замечательно! Всегда-всегда стой на своём мнении, если уверен в нём, понял, сын?
И добавляю, подумав: «А я всегда поддержу тебя в любом твоем решении…»