Нет смысла ждать, когда наступят другие времена. Надо обживать эти.

И снова ангел мой на дудочке
Сыграл и подал мне на блюдечке,
На блюдце с голубой каемочкой
Мой новый день с небесной кромочкой:
Мол, положи в него, что нравится.
А я стою, боюсь не справиться,
Гляжу на блюдечко растерянно.
Желаний вроде бы немеряно.
Но день с вкраплением небесного
Чего-то требует чудесного —
Узора, кружева ль с мережкою…
Стою в лучах его и мешкаю

«Tombe la neige», — хрипловато поёт баритон.
«Tombe la neige». Слава Богу, что это не стон,
Не мольба, не надсада, а песня с грустинкой.
На земле, что вращается старой пластинкой,
Те же речи, и встречи, и песни всё те ж.
Тихо падает снег, и звучит «Tombe lа neige,
Tombe la neige, tombe la neige». На заигранном диске
Всё о том же, о том же — про счастье и близкий,
Близкий счастья конец. Та, что так дорога,
Не придёт, а на землю ложатся снега.
И снега и любовь превратятся в былое,
Чтобы снова воскреснуть под чуткой иглою.
1996

В чём недостатка нет, так в поводах для грусти,
Которая слышна в любом древесном хрусте
И в шорохе тропы, листом покрытой палым.
Причин грустить, увы, полным-полно, навалом.
Не повод ли, что свет в наш край приходит поздно,
И что резона нет просить о чём-то слёзно,
И что прошли лета в невесть чего поимке,
Что нынче я не та, что на вчерашнем снимке.

Зиму нужно перезимовать (что хлопотно и тягомотно), а лето — не то перелЕтить, не то перелетЕть. Куда ни поставь ударение, все равно звучит игриво, легко, фривольно, что вполне понятно, потому что летняя жизнь мгновенна, мимолетна. В ней отсутствует оседлость. Она кочевая, бивачная, временная, даже если никуда не едешь. Лето короткое. Его переЛЕТАешь, перепархиваешь.