Став редактором газеты «Эвенкийская жизнь» (случилось это в 1999 г.), в сейфе обнаружил больше десятка томов «Книги приказов», датированных начиная с 1935 года. А лежали они в сейфе потому, что по инструкции должны были храниться в самом учреждении минимум 70 лет, и лишь затем передаваться на хранение в окружной архив.

Когда я в свободные минуты начал изучать эти раритетные документы, то обнаружил в них очень много интересного из истории газеты, издающейся с 1933 года в одном из национальных округов Советской России — Эвенкийском, и называющейся тогда «Эвенкийская новая жизнь» («Эведы омакта ин»).

Кстати, поносив затем довольно много лет название «Советская Эвенкия», окружная газета в 1993 году вновь вернула себе практически первоначальное название, став именоваться «Эвенкийская жизнь».

Исписанные разными почерками, каллиграфическим и неразборчивым, фиолетовыми чернилами и черной тушью, «Книга приказов» тех лет является своеобразным отпечатком эпохи, больше известной нам как «сталинской». Отличалась она, как известно, крепчайшей дисциплиной, всеобщей бдительностью и подозрительностью, жестким, если не жестоким отношением к человеку. О чем и свидетельствует одна из записей:

«Приказ 14
По редакции и типографии газеты ЭНЖ 5 мая 1937 г.
С 3 мая редакция газеты начала готовить выпуск специального номера газеты к Дню печати… Третья полоса газеты была сверстана с портретом-клише С. М. Кирова… на оттиске Союзфото обозначились три гвоздя по бокам клише (т.е. были указаны места, где крепить клише в верс- таемой полосе -М.В.) Земляникер (верстальщик-М.В.), набивая клише на дощечку, вбил гвоздь в лоб портрета и с таким знаком отпечатал газету, в связи с чем полосу npишлось забраковать — изъять и печатать снова. Это действие Земляникера я расцениваю как гнуснейшее издевательство над портретом Кирова. При начале печати полосы гвоздь заметили наборщицы Горина, Новокрещенных и крутильщица Павлова, о чем заявили Земляникеру. Земляникер ответил: „Это ничего, все равно он убит“… За попытку сделать в газете гнуснейшее искажение портрета т. Кирова, Земляникера с 6 мая с. г. считаю уволенным. Дело отправляю в НКВД.
Редактор Зативихин».

Я не знаю, что было дальше с верстальщиком Земляникером. Но в «Книге приказов» его имя больше не встречается. Скорее всего, сгинул где-то в лагерях. Еще бы: вбил гвоздь в лоб портрета Кирова, соратника Ленина и Сталина!
Нам этот случай сейчас может показаться всего лишь досадным недоразумением, а по тем временам это было наверняка тягчайшим преступлением. Впрочем, в те годы «загреметь под фанфары» можно было и совсем, по сегодняшним меркам, ни за что.

«Приказ 13
От 1 июня 1940 г.
За опоздание на работу на 18 минут 1 июня 1940 г. т. Толоконникову М. объявлен выговор с предупреждением. В случае, если повторится подобный случай, т. Толоконников будет с работы снят».

А Толоконников взял, да и не внял этому предупреждению. И что, вы думаете, за этим последовало?

«Приказ 25
От 2 июля 1940 г.
За прогул в течение 15 минут сотрудника редакции т. Толоконникова М. привлечь к уголовной ответственности на основании закона от 27 июня 1940 г. по статье 5 настоящего закона. Дело передать в окрпрокуратуру».

Ну, подумал я, привет т. Толоконникову — засудили его непременно. И как-то даже радостно стало за этого непутевого сотрудника редакции, когда через пару страниц в «Книге приказов» попалась такая запись (в приказе 29 от 2 августа 1940 г.): «Толоконников командируется тушить пожар в тайге на 10 дней. Питание, проезд — за счет редакции, но не свыше 10 рублей в сутки».

Не стали, видимо, судить парня, как того хотел суровый редактор Кузовков. Тогда он взял да и сослал его в тайгу. А позже, 5 сентября, избавился-таки от инструктора (была, значит, и такая должность в редакции) Толоконникова, уволив его под видом сокращения штатов.

Впрочем, не нам судить редактора Кузовкова, по всей вероятности, не один он так обходился с подчиненными. Время было такое. Вспомните рассказы своих мам и пап, бабушек и дедушек: они до сих пор чуть ли не с благоговением вспоминают о временах, когда судили и расстреливали за такие поступки, которые нынче почти и не замечаются.

А что касается Кузовкова, то он приказом 27 от 1941 г. уволил себя из редакции с мотивировкой: «Выбываю с 31 августа в распоряжение окрвоенкомата для посылки на фронт». Началась Великая Отечественная война, и журналисты и полиграфисты маленькой северной газеты, как и многие тысячи других мужчин страны, поднялись на защиту Родины.

На фронт ушли художник Вадимир Мешков (фотографа в штате газеты тогда не было, и Мешков иллюстрировал ее линогравюрами), газетчики Николай Жуков, Дмитрий Язев…

В те грозные годы и без того практически незыблемая дисциплина в редакции и типографии «Эвенкийской новой жизни» стала еще более жесткой. В отпуска люди уходили только по заключению врачебной контрольной комиссии, то же самое — с выездом на «магистраль», то есть на большую землю. На обеденный перерыв — подумать только! — отпускалось всего полчаса. А опоздаешь — уволят или под суд.

Пропадет в твою смена литера из наборной кассы или вдруг, ничтоже сумняшеся, дашь кому-нибудь из знакомых несколько листов писчей бумаги — пришьют или подготовку к идеологической диверсии, или хищение социалистической собственности. Как представишь то время — даже мурашки по коже: вся твоя жизнь жестко регламентирована, холодно, голодно, еда отпускается по карточкам…

«Приказ 2
От 2 февраля 1944 г.
Сотрудница редакции Агапова Н. совершила поступок, недостойный советского человека. Она приобрела продовольственную карточку у одного из спец. переселенцев (репатриированные в Эвенкию поволжские немцы и прибалты — М.В.) и поставила на ней фамилию ответсекретаря т. Солодовой, скомпрометировав последнюю. При попытке получить хлеб по этой карточке в Туринском магазине Агапова была уличена. За данный проступок, граничащий с преступлением, увольняю из редакции Агапову Н. И. с 3 февраля с.г.
Редактор С. Берсон».

И вот в такой обстановке люди жили, работали, выпускали газету, ездили за материалом для нее в командировки за сотни верст. Транспорт — преимущественно лодки, оленьи упряжки… И командировки те длились неделями. Был в издательстве (так к тому времени стала называться редакция, объединенная с типографией в единую организацию) «Эвенкийской новой жизни» и собственный транспорт: лошади со штатом конюхов. И не дай вам Бог использовать конягу в личных целях!

«Приказ 31
От 6 декабря 1949 г.
Объявляю выговор техноруку Машукову Е. С. за самовольное взятие лошади без разрешения редактора в выходной день. Бухгалтеру удержать с тов. Машукова стоимость рабочего коне-дня в сумме 27 рублей».

Но давайте на этом поставим точку. И помолчим. Иронизировать, злословить по поводу рассмотренных эпизодов из жизни наших предшественников — дело неблагодарное. Они поступали сообразно обстановке и требованиям тех лет. И еще неизвестно, как бы мы повели себя на их месте…