Утром я проснулся от чертыханий жены — она обнаружила, что Тёма сразу и надул, и навалил на коврик в прихожей. Причем, какашки он разбросал редким пунктиром от коврика до дивана в гостиной, под который удирал, когда понял, что хозяйка застукала его на месте преступления.
Хорошо хоть, что какашки эти были сухими и их легко было смести в совок. Но коврик пришлось замачивать, да и пол протирать как в гостиной, так и в комнате.
— Вот охламон, вот паразит-то! — причитала жена, возя шваброй по полу. — Ведь пожилой уже, а все гадит, где ни попадя!
Спрятавшийся за диван Тёмка уныло выслушивал эти нотации. В самом деле, коту уже за полтинник по человеческим меркам, а он нет-нет да подкинет такой вот запашистый сюрпризец.
— А че он в туалет-то не пошел? — позевывая, сочувственно спросил я жену. — Может, не свежий был лоток-то, вот Тёмка и того…
— Чего «того», чего «того»? — запротестовала жена. — Он как вчера перед сном сходил, я сразу же и настелила свежую газетку.
У кого как, а у нас Тёмка «ходит» на балконе в большой лоток, застилаемый газетами (всю жизнь, до самого ухода на пенсию, работали в газете, и у нас этого добра всегда было навалом, так что кот с юности приучен «ходить» на прессу, и никуда иначе). Только надо следить, чтобы свежая газетка была постелена вовремя. Дважды на одну и ту же газету кот никогда не ходит — ему подавай только «свежую» прессу. А сходит где-нибудь рядом. Нам в назидание — дескать, я вам не какой-нибудь там помоечный кот, прошу следить за моим сортиром.
— Тогда почему он в квартире нагадил? — продолжал я лениво расследовать утреннее происшествие. — Ты балкон-то на ночь оставила открытым, или как?
— Ну конечно, откры…
Тут жена осеклась и поспешно прошла на кухню, откуда был выход на балкон.
— Бедненький, ему же некуда было сходить! — послышался с кухни ее виноватый голос. — Похолодало ж с вечера, вот я, дура, и закрыла балкон на ночь. Выходи, Тёма, не прячься, ты не виноват! Это я тебя без туалета на ночь оставила…
Кот, расслышав покаянные нотки в голосе хозяйки, тут же выполз из своего укрытия и немедля притопал на кухню, где и был прощен путем скармливания ему хорошей порции телячьего фарша.
Ближе к обеду жена напомнила: завтра Тёмку надо везти в клинику, зубы полечить, камушки удалить, а то ему в последнее время плохо жуется. Поэтому Тёмку перед визитом к ветеринару надо искупать. О, чёрт! А я только за компьютер уселся. Ну, ладно, купать, так купать.
Посадили утробно воющего и отчаянно ворочающего выпученными от страха глазами кота в ванну, я его и держал, и намыливал шампунем, а Светка поливала тепленькой водичкой. Вышли из ванной комнаты минут через десять мокрые. Все трое.
Сразу отощавшего кота обтерли полотенцем. Но жене показалось, что не насухо.
— Еще простынет, — озабоченно сказала она. — Там в спальне, на тумбочке, мой фен, принеси, пожалуйста.
Ну, принес. Когда включил его, Тёмка зашипел, оцарапал жене руки, вырвался и молнией промчался по дивану, потом по обоям на стене (Светка за голову схватилась — германские, летом только поклеили), и исчез где-то в глубине квартиры.
— Сохни сам, раз так, скотина! — сказал я, плюнув на это дело. И пошел на кухню разогревать обед, а Светка занялась своими исцарапанными в кровь руками, время от времени вздыхая и взывая в пространство:
-Тёмочка, ты где? Вылазь, пойдем обедать! Мы тебя больше не тронем…
Я включил кухонный телевизор — как раз было время новостей, достал тарелки, ложки, нарезал хлеб. И тут услышал приглушенный Светкин вопль:
— Господи, да что же это такое?
Я выглянул из кухни. Жена шла мне навстречу с измученным видом и несла измазанными йодом руками знакомый плед. Им мы накрывали мое кожаное кресло в закутке гостиной у компьютера — Тёма любил там подремать, когда оно было свободным, ну и заодно повыравнивать когти. Отвадить кота от кресла, мною также любимого, не удавалось, потому и пришлось зачехлить его толстым пледом.
Сейчас этот плед был свернут узлом и распространял вокруг себя знакомый «аромат».
— Что, и в мое кресло наложил? — с ужасом спросил я (если так, то получалось, что всего за сутки этот котяра уже в третий раз справил свои естественные надобности, причем дважды — в неотведенные для этого места. Рекорд просто!)
— Ну, — обреченно подтвердила жена, направляясь в ванную комнату.
— А мне-то он за что подкакал? — продолжал недоумевать я. — Что я ему плохого сделал?
— Не сделал, а сделали, - громко отвечала из ванной Светка, заливая плед горячей водой. Она безумно любила этого пушистого негодяя (его, совсем крохотного и кем-то брошенного, подобрал под сиденьем электрички наш сын, и Тёмка, буквально до полного своего повзросления, чмокал мочками ушей Светланы, принимая из-за мамкины титьки — вы бы такого котенка не полюбили?), и всегда находила оправдания его проделкам.
— Мы сегодня только и делаем, что нервируем Тёмочку. Столько стрессов на одно бедное животное! А ему еще завтра в больничку…
Я сходил, понюхал свое кресло — нет, не воняет вроде, жена вовремя успела снять с него обгаженный плед, и немного успокоился. Это еще не самое страшное из того, что иногда выделывали живущие у нас в разные года разные же представители семейства кошачьих.
Один раз утром, собираясь на работу, я надел шапку, и с головы моей на пол покатились сухие кошачьие какашки.
Шапка оставалась на ночь почему-то не на полке вешалки, а лежала дном вниз на стуле. Чем и воспользовался наш серый увалень Митяй. Накануне я шлепнул его по заднице, сгоняя с кухонного стола, вот он и отомстил мне, козел.
А его мама, кошка Мотя, надула мне однажды в тапок — и за что? Подумаешь, спихнул ее ногой с кровати, когда она, увидев, что мы с женой приступили к обниманиям и поцелуям, полезла к нам - видимо, за своей порцией ласки.
Да, что ни говори, а эти, по определению ласковые, мурлыки могут быть очень злопамятными. И мстят самым доступным им способом. Вот и Тёмка недалеко от них ушел. Нет, надо с ним впредь как-то поаккуратнее, что ли…
Пока я так умно размышлял про взаимоотношения людёв и котов, на пороге кухни нарисовалась пара: улыбающаяся Светлана и вальяжно развалившийся у нее на руках Тёмка.
Нет, ну вы поглядите: как будто не они только что: один — два раза почти подряд нагадил, а вторая столько же раз убиралась за первым. Пялятся на меня, довольные друг дружкой.
— А мы с Тёмочкой проголодались! — сообщила жена. — Дайте нам пообедать.
— Засранец — имя этому твоему Тёмочке, — пробурчал я.
И тут по телевизору сказали: «…Хасан Насралла призвал ливанцев провести неделю массовых акций…» против какого-то там фильма, из-за чего сейчас взбеленились все арабы, хотя большинство из них его и не видели. Фильм этот, то есть.
И я еще вспомнил про этого самого Насраллу, что он прославился среди своих соплеменников тем, что самым искусным образом может доставить крупные неприятности своим противникам. Наш Тёма тоже это умел.
— Вот! — сказал я. — Отныне я буду называть Тёмку Насраллой! Ну, иди сюда, Насралла! Так уж и быть, покормлю тебя.
— А он не обидится? — испуганно спросила жена, спуская кота с рук на пол.
— Кто, Тёмка?
— Ну, и Тёмка тоже.
— А чего ему обижаться? — пожал я плечами. — Ну, пусть он тоже назовет своего кота моим именем. Я не против. Кис-кис, Насралла! На вот тебе мяска. Я специально меленько порезал. Кушай, дорогой! А будешь себя прилично вести, я снова буду тебя называть Тёмкой. Согласен?
Насралла припал к миске со своим обедом, довольно жмурясь. Согласен!
27 января 2014 г.