Бывшая актриса, московская старуха, щеголяла по югу в открытом ярком сарафане, не скрывая свои дряблые прелести. И тем самым Августа Бертольдовна в свои восемьдесят лет покорила весь ялтинский пляж. Она от души плескалась в море, курила дорогие душистые сигары, пила, смакуя, сухое вино. И азартно резалась в преферанс.
— А ну-ка, гусары, плесните мне в бокал этой живительной влаги, чёрт побери!" - восклицала престарелая эксприма.
Осторожная на знакомства Людмила тоже очень привязалась к Бертолетовне, как любовно и заглазно называли старуху пляжники.
— Ты — Людмила, милая людям! — весело глядя ей в глаза, говорила Бертолетовна. — А твои сорок — это безбрежная юность. Твоя кожа атласна, как новая колода карт, твои глаза сини, как это дьявольски огромное небо, а губы сладко-солоны, как это вечное море. Ах, где мои сорок лет, тысяча чертей!
Людмила разговаривала с Бертолетовной подолгу и откровенно:
— Я всегда уезжала с юга в слезах, — тихонько шептала старуха, — милая, курортные романы так же прекрасны, как и коротки. И безвозвратны.
За день до Людмилиного отъезда, у Августы Бертольдовны случился инсульт. Пляж погрустнел, хотя солнце светило так же ярко. Почти перед посадкой в автобус Людмила упросила медперсонал повидаться с Бертолетовной. Та выглядела почти безжизненно. Людмила прошептала: «Вы — как солнце!». Бертолетовна часто заморгала ресницами — поняла.
В автобусе Людмилу душили слёзы. «Не плачьте, он вам напишет», — успокаивал её сердобольный попутчик. Когда она приехала в аэропорт, Бертолетовну переложили на каталку и накрыли её сухонькое мёртвое тело простынёй.