— Ты, Моська, пойми меня правильно.
Говорил Лев, разливая по новой.
— Я конкретно против тебя ничего не имею. Я тебя даже уважаю. Но вообще собак не терплю.
— Почему?
— Да так… на гиен слишком похожи. Ты пей, пей.
Лев и Собачка чокнулись мисками и стали лакать.
— Погоди, я не понимаю.
Сказала Собачка, облизав нос.
— Гиены, они же далеко, они в Африке. А собаки…
— Гиены — они везде!
Авторитетно заявил Лев.
— Посмотри вон туда. Видишь?
— Вижу. Жираф.
— Это не жираф. Он только притворяется жирафом. А на самом деле — гиена! Вон, вся шкура в пятнах. А слон, думаешь, кто?
— Да ну, брось! Слон — это…
— Гиена! И ты тоже гиена.
Собачка обиделась.
— Скажешь тоже! Какая я тебе гиена?
— Да ты не переживай.
Вздохнул Лев.
— Вы, собаки, все гиены. Но ты — нормальная гиена, своя. Я тебя уважаю. А ты меня?
Лев грозно глянул на Собачку.
— А куда я денусь? Уважаю, конечно.
Сказала Собачка и на всякий случай отодвинулась от Льва.
— Выпьем за это!
Подытожил Лев и снова припал к миске.
Собачка деликатно пригубила из своей и задумалась.
— А чем тебе гиены насолили?
— Они мерзкие!
Скривился Лев.
— Представь себе — бежишь ты по саванне, преследуешь антилопу.
— Я?!
— Нет, я! Бегу я, помнится, по саване, преследую антилопу. Догоняю, сваливаю на землю ударом лапы…
— Как ты можешь это помнить?
Усомнилась Собачка.
— Ты же никогда в Африке не был?
— Что ты понимаешь!
Горько усмехнулся Лев.
— Во мне говорит память предков.
— А -а-а… ну тогда ладно.
— И тут.
Лев насупился и всхлипнул.
— Эти твари… Мерзкие вонючки… и сожрали добычу! Мою добычу, понимаешь?!
Он ударил себя лапой в грудь и скорчил кислую рожу.
— Нет, не терплю.
— Лёва, это было давно.
Попробовала утешить Льва Собачка.
-А мне плевать, что давно! Во мне говорит память предков!
-Выпьем за предков.
Быстро предложила Собачка.
Лев задумался и кивнул.
-Выпьем.
Они наклонились и снова отпили из мисок.
-Тебе еще налить?
-Наливай. Только капельку.
Лев разлил по новой. Собачка понюхала свою миску и скривилась.
-Где ты только берешь эту гадость?
-У сторожа.
Ответил Лев.
-А сторож где берет?
-Не знаю.
Признался Лев.
— Но на вкус это натуральная ослиная моча, так что у меня есть некоторые подозрения.
Он склонился над своей миской, но пить не стал, а только вздохнул задумчиво.
— До чего мы, Львы, докатились! Пьем ослиную мочу. А ведь были царями зверей! Ведь были, а?
— Ну, в этой клетке ты и теперь царь.
Заметила Собачка.
-Царь…
Невесело усмехнулся Лев.
— Цари не едят коровьи мослы и овсяную кашу!
А чем меня тут кормят?
Да не отвечай, и так тошно.
Сижу за решеткой, в темнице сырой.
Запел он.
— Вскормленный в неволе орел молодой…
Орел, между прочим, тоже царь. А кормят его дохлыми мышами.
А, каково?
А вокруг ходят посетители с собаками…
Ты понюхай, чем от них пахнет!
Печенкой!
И этим, как его, корм для собак…
Все название забываю.
Понимаешь, им — печенка, а мне — коровий мосол! Ненавижу собак.
— Лёва, Лёва! Не надо!
— Не-на-ви-жу!
С пьяной уверенностью повторил Лев.
— Кругом, куда ни глянешь — одни шавки! А тебя как зовут?
— Моська.
— Вот видишь, и ты моська. Я же говорю, одни собаки кругом. Сиречь гиены.
Гепард — и тот собака собакой, хотя тоже под кошку косит… родственничек.
Шакал — собака,
Волк — собака, и ты вон…
Ты вообще кто такой?
— Я? Мой дедушка был волкодав.
— Брось дедушку, ты сам кто? Гиена, а?
— Я не гиена! А мой дедушка, он знаешь какой волкодав был! Его все волки…
— Чихал я на твоего дедушку!
— Да мой дедушка…
— …пошёл на шапку.
Безжалостно закончил Лев.
У Собачки задрожал нос.
— Зря ты это, Лёва. Зря. Время было такое.
— Знаю, Моська, знаю.
Печально вздохнул Лев и обнял Собачку так, что у нее глаза вылезли из орбит.
— Мою бабушку тоже отдали на поругание таксидермистам, а я что? Я ничего. А что я?
— Выпьем за бабушку?
Предложила Собачка.
— За мою бабушку и за твоего дедушку. Провозгласил Лев.
— И за межвидовую дружбу!
Некоторое время они молча лакали.
-Вот ты, Моська, небось, дай тебе волю, тоже бы кошек гонял, а?
Прищурился Лев.
— Нет, ты признайся!
-Да кто ж мне ее даст, эту волю…
Сказала Собачка и тоскливо покосилась на замок решетки.
Лев оскалился и сплюнул.
— Съесть бы тебя, псину такую. Но нельзя. А то ведь и поговорить по душам не с кем будет.
Лев скрестил лапы, положил на них тяжелую голову. Его усы уныло обвисли.
— В одной ведь клетке живем. Приходится мириться.