Столько искать тебя в переплетах улиц, в лицах, стихах, обрывках случайных песен. Город гудит — огромный бетонный улей, в нём я — кусок мозайки, травинка, плесень, синяя птица, лёгкий прозрачный ладан, запах озона, ящик с двойным секретом…
Солнце моё — в историях и балладах. Так, понимаешь, легче дождаться лета.
****
Аль-го — страна визирей, пустынь, султанов, древних гробниц, запрятанных под песками, звёздных ночей, таинственных караванов, диких мечей, разящих и сталь, и камень, башен из белоснежной слоновой кости, ведьминых гобеленов из паутины.
В центре столицы — музыка, яства, гости, всяк позабыл про трудности и рутину. Центр столицы нынче раскрашен, звонок — День Маскарада любят сильнее прочих…
Только какой там праздник, когда ребёнок не доживет и до наступленья ночи.
В западных землях, в тёмной глухой лачуге Руфусу стало хуже от лихорадки. Мать сбилась с ног, вояка-отец испуган, знахарь суров, не строит большой загадки.
Мальчику летом только сравнялся годик, ясный, весёлый, сердце светлей алмаза…
Бабушка Хэллэ молча встает, выходит. Чёртов костёр зажёгся с седьмого раза.
Бабушка Хэл — потомок пустынных магов, ей колыбельной танец служил шаманий; пламя горит — не сделаешь и полшага, дым, завиваясь, гаснет в сыром тумане. Ветер с востока гонит в долину тучи, дождь разразился громом с водою пресной…
Бабушка Хэллэ знает — так будет лучше, смотрит в костер и хрипло заводит песню.
«Мёдом июльским, лавой, седой грозою, отблеском свеч в янтарных глазах ифрита, искрами звезд, горячей моей слезою, жаром свечи откликнись, услышь, приди ты. Вспомни, Огонь, истлевшие эти мантры, внука спаси, позволь совершиться счастью…
Солнцем пустынным,
шкурою саламандры.
сделай его своею бессмертной частью.»
****
Земли Азганты — северный край суровый, край диких рун, гранитных могучих замков, смелых людей, скупых на любое слово, беглых комет, видений, небесных знаков, снов и легенд, пиратской лихой удачи, гоблинов, что на солнце замрут навеки…
Нынче в Азганте лето, а это значит — тают снега, проснувшись, бушуют реки, сотни огней ночами мерцают с фьорда, ветер доносит гулкие звуки моря…
Но тишина в палатах владыки-лорда. С дочкой его случилось большое горе.
Сотни врачей сменялись и уходили, те же диагнозы, скорбные взгляды — те же. Свет покидает щёки малютки Диллы, с каждой минутой сердце стучит всё реже.
Море шумит и точит скалу в заливе, город отсюда — тёмный и одинокий. Небо темнеет — будет неслабый ливень, только вода — не враг чародею-Йокки. Тот кто умеет видеть и дно морское, знает, что было в прошлом, что ждёт в грядущем. Йокки-волшебник стар, молчалив, спокоен. Если поможет — так будет даже лучше.
Тучи над ним — всё больше, темнее, гуще. Первые капли ткут водяную стену.
Голос у Йокки ладный, мотив тягучий, песня летит, врезаясь в морскую пену.
«Быстрым теченьем, талой речной водою, песней русалок, светом морских жемчужин, лейся, кипи, приди, совладай с бедою, только скорей — девчонке намного хуже. Сделай её сиреною, водной нимфой, дочкой приёмной, белой рекою горной…
Только скорее — близится время мифа
Только скорее — близится время шторма.»
****
Как началась война — уж никто не помнит, глупо, но ей не видно конца и края. Копья сверкают, пену роняют кони, вместо баллад наскучивший марш играет…
В Аль-го куют щиты и не спят солдаты, люди Азганты точат свои катаны…
Руфус — душа отряда, хмельное злато, тёмное пламя, смуглый собрат шайтана. Рыжие космы, хитрый раскосый прищур, смел и удачлив, словно нашедший клевер…
Враг их среди пустынной равнины ищет, путь их недолог — прямо, вперед, на север.
А вдалеке, за пылью, за южным ветром, конный отряд навстречу солдатам скачет. До столкновенья где-то полсотни метров, руны на звонкой стали ведут к удаче. Дилле здесь каждый дорог, и нужен — каждый, но не уйти — обязанность командира…
…Взгляд на неё в момент прогоняет жажду, серым дождем танцует её рапира. Голос её овеян весенним бризом, черты тонки, и кожа белей коралла…
Битва не стала ни для кого сюрпризом. Крики, атака, стрелы и звон металла.
…Так и бывает — чтобы всё вдруг померкло, хватит порою жеста, улыбки, взгляда.
И посреди насилия, крови, пекла,
Руфус и Дилла вдруг оказались рядом.
****
«-Тенью шафрана, первым цветком мимозы, бездною слов неслышной моей молитвы…»
«-Видеть тебя в рисунках осенней грёзы, а отыскать в какой-то нелепой битве…»
«-Столько ждала, а всё разрешилось боем… но почему я будто вернулась в детство…»
«-Просто теперь я здесь,
Я теперь с тобою,
и от меня уже никуда не деться.»
****
Что было дальше — нынче никто не помнит, всяк привирает, каждый на лад свой делит…
Только перо пока что в моих ладонях. Я расскажу, как было на самом деле.
Знаешь, порой хватает прикосновенья, первого слова, верного поцелуя.
Море пришло огромной солёной тенью, до облаков — холодные злые струи. Пламя пришло грозою и дерзким смехом, южным бураном, дерзкою песней барда…
Вместе они срывали с людей доспехи, гнулись мечи и плавились алебарды, море шумело, рушило все заставы, в саже и прахе рушились баррикады, молнии били в воинские уставы, ветер срывал остатки былой бравады, порох стал скользкой тиною в сотнях бочек, карты истлели, полк превращен в пустыню…
Эта война закончилась ближе к ночи.
Все по домам,
обед уже год как стынет.
Руфус и Дилла так и исчезли вместе, как растворились в бешеной круговерти…
Только ты, друг, не те выбираешь песни, если подумал что-то на тему смерти.
****
Столько искать тебя средь опавших листьев, вечных снегов, безликой чужой одежды, видеть тебя сквозь сотню фальшивых истин, всё заменив одною своей надеждой.
Быть бы морским пиратом, вторым пилотом, ждать бы ветров, удачи — но не ответа…
…Солнце моё — за следующим поворотом. Сквозь темноту я чувствую жар рассвета.