(продолжение)
Подавляя в себе новую неожиданную вспышку гнева (он помнил об угрозе со спины), Рахматуллин глубоко вздохнул и даже попытался улыбнуться.
— А ты здесь какими судьбами, Ваха? — спросил он. — Почему не в поле, почему не пашешь?
Ваха оценил шутку и снова захохотал:
— Нет, брат, агронома из меня не вышло!
Он закурив новую сигарету и, выдыхая дым на этот раз уже не в салон, а на улицу через приспущенное стекло, разоткровенничался:
- Не до учебы мне было, Радик. Сам же знаешь, какая заваруха между Россией и Чечней пошла. Отсидеться мне, как тогда в каптерке у твоего земели, не получилось. Двух братьев у меня убили федералы, а меня, хоть я в горах и не был и оружия в руки не брал, а работал всего лишь механизатором, обвинили в пособничестве повстанцам, так что четыре года ни за что отсидел. Мать с отцом и двумя сестрами из Шали перебрались от властей подальше, в горный аул к родственникам. Но их и там достали — дом разбомбили в девяносто девятом, вместе со всеми, кто там был, когда федералы вместе с чеченским ОМОНом проводили какую-то операцию. Так что когда освободился, возвращаться мне было некуда. Болтался по стране, пока вот три года назад не осел здесь, в Волжске. Тут у меня и братья двоюродные есть, вот племянник Ахмет от одного из них. У нас тут общее семейное дело, если не вдаваться в подробности. Ну, а ты как здесь? Разве ты не в Татарстане у себя живешь?
Радик нагнулся, подобрал с пола очки, подышал на стекла, протер носовым платком, нацепил их на нос, и только тогда ответил:
- Так Волжск — мой родной город. И вообще, татары живут по всей России, нас по стране больше, чем даже в самом Татарстане.
— И как вам живется с русскими?
Это Радика спросили из-за спины, недружелюбно так.
Рахматуллин, не оборачиваясь, пожал плечами:
— Да нормально. Чего нам делить?
— Ну, а эта… Татары все же триста лет русских… эта… в иге держали. И чё, русские на вас не злятся?
— Ну, когда это было, — хмыкнул Рахматуллин. —  И потом, если хочешь знать, татары сами первыми пострадали от монголов.
— Не понял, это как? — в обмен мнениями на историческую тему встрял уже Ваха.
Рахматуллин тяжело вздохнул — черт его дернул задеть эту давно уже перевернутую страницу истории взаимоотношения русских и татар.
— Ну, на самом деле наши предки назывались в то время вовсе не татарами, а булгарами. И было у них на Волге свое государство, — откашлявшись, стал терпеливо рассказывать Радик то, что сам запомнил из прочитанного в разных источниках. - Они земледельничали, скот разводили, были соседями с русскими и торговали с ними, ну и так далее. Жили нормально, в общем. Пока монголы не пришли. И первыми напали именно на булгар, и даже получили от них хорошей сдачи. Но потом вернулись с новыми силами и разгромили Булгарию. А уж потом за Русь взялись.
— Да чё ты херню какую-то рассказываешь нам? - взорвался за спиной Рахматуллина темпераментный Ахмет. — Болгары какие-то…Откуда тогда татары взялись?
— Ваха, ты скажи своему племяшу, пусть он на меня слюной не брызжет! — тоже разозлился Рахматуллин. — Вы спросили, я рассказываю. Так вот, остатки булгар - а они были тюркоязычными мусульманами, — просто растворились среди тех кочевых племен, с которыми монголы пришли на Русь. Были среди них и татары. Вот булгары и смешались с ними и стали называться татарами. Ну, а дальше сами знаете: Золотая Орда, те самые триста лет, Казанское ханство, Иван Грозный, взятие Казани… В общем, вот так как-то. И дружили с русскими, и воевали, теперь снова дружим. А если все время попрекать друг друга прошлым, то ничем хорошим это не кончится…
— Молодец, историю своего народа знаешь, — уважительно сказал Ваха. — Учителем, что ли, работаешь?
— Зачем учителем? Просто всегда интересовался историей, — ответил Рахматуллин. — А работаю экономистом тут, в одном коммунальном предприятии…
— А вот мы обид не прощаем, — враждебно сказал за спиной Радика Ахмет. — Русские были и остаются нашими врагами!
— Вот такая у нас молодежь выросла за последние годы, — развел руками Ваха. — Где-то упустили мы ее.
— Это точно, упустили, — согласился Рахматуллин. И подумав, добавил. — Не в обиду тебе, Ваха, говорю. Но что правда, то правда: совсем как оккупанты ведут себя ваши ребятишки в России. Злые, наглые…
— Это русские на Кавказе всегда были оккупанты! — снова забрызгал слюной Ахмет. —  Вот и получают теперь свое!
— Ну да! — насмешливо сказал Радик. — Что же это за оккупанты, которые вваливают на содержание Кавказа такие деньжищи, какие другим краям и областям в России и не снились? Вы там кирпичные особняки на них строите, а «оккупанты» все еще в коммуналках да гнилых бараках живут… Ай, ладно, что мы тут спорим! Время пройдет, и все, как говорится, встанет на свои места. Россия всякие времена переживала, переживет и эти. И все мы снова станем друзьями. Так ведь Ваха?
Ваха, молча и внимательно вслушивающийся в перепалку между племянником и его бывшим сослуживцем, как-то неопределенно пожал плечами. В это время начавший терять всякое терпение Ахмет перешел на чеченский. Они о чем-то недолго и возбужденно говорили между собой. Затем Ваха тяжело вдохнул и сказал Рахматуллину:
— Вот что, Радик. Я, конечно, рад был тебя видеть. И рад буду увидеть снова. Но дела есть дела. Вот эта машина, в которую ты так неудачно въехал, не моя, а моего племянника. И он справедливо требует, чтобы ты возместил ему ущерб.
— Постой, мы же, кажется, выяснили, что я не виноват? — растерянно сказал Рахматуллин.
— Слушай сюда, — терпеливо повторил Ваха. —  Он готов пойти тебе на уступки как моему сослуживцу. На значительные уступки. Я сейчас ухожу, у меня дела, а вы тут сами все обговорите. Думаю, вы договоритесь. Ну, пока, Радик.
И Ваха вышел из машины и направился ко входу в кафе «Эльбрус». Оставляя его наедине со своим бандюговатым племянником, он, вероятно, был уверен, что Рахматуллин настолько подавлен и деморализован, что не окажет никакого сопротивления и согласится на поставленное условие.
Рахматуллин проводил его обескураженным взглядом: «Вот так однополчанин и единоверец!».
Ахмет в это время пересел на переднее сиденье.
— Вот что, уважаэмый, — сказал он Рахматуллину. — Дядя очень просил за тебя. Поэтому я с тэбя возьму не триста, а всего сто тысяч.
— Ты, парень, чего-то попутал! — возмутился Рахматуллин. — Какие, на хрен, сто тысяч? Это же ты сам со своим дядей подрезали мою «Ниву», и я просто не успел затормозить…
— Успэл, не успэл… Это ты помял мою машину, и вэсь разговор! Так что заплатить придется, иначэ пожалэишь! — повысил голос Ахмет.
— Ничего я тебе платить не буду! — также резко ответил ему Радик. — Вали, на хрен, из моей машины! Будет он мне тут, в моем доме, беспредельничать! Вон езжай к себе на Кавказ и хоть раком там встань! Блядь, вообще оборзели уже!
— Ах ты, с-сука! — прошипел Ахмет, и не сводя злобно сощуренных колючих глаз с Рахматуллина, сунул правую руку в карман брюк. Но Рахматуллин не забыл, что у Ахмета есть нож. И не стал дожидаться, когда тот снова вытащит его и станет тыкать ему в бок, а изо всей силы два или три раза подряд ударил его локтем в голову. Ахмет успел лишь слегка податься в сторону, но это было даже лучше для атакующего Рахматуллина — удары его попали в висок самым острием локтя.
Ахмет обмяк и привалился к дверце. Рахматуллин быстро обошел машину, открыл дверцу, и Ахмет мешком вывалился из нее на землю.
Уже выезжая из этого злосчастного закоулка, Рахматуллин с досадой вспомнил про пистолет в бардачке — опять не смог им воспользоваться! И зачем только, спрашивается, покупал? Нет, не ковбой он, однако. Хотя и так неплохо получилось!
Но Рахматуллин понимал, что радоваться нет повода. Ведь так некстати встретившиеся ему бывший однополчанин и его племянничек (дай Бог ему здоровья, лишь бы жив остался, иначе ведь вообще вилы!) знают его имя и непременно постараются найти. А сделать это в их небольшом городке будет вовсе несложно…
«Ну что же, придется подключать все связи, а если надо, и всю родню, и опередить Ваху с его бешеным Ахметкой, — думал Рахматуллин, подруливая к зданию ГУВД, где замначальником милиции — нет, теперь уже полиции, — работал один из его приятелей, одноклассник и настоящий, честный мент Серега Тыртышный. - В конце концов, это не они здесь хозяева. Это мы у себя дома. Что ж мы, не сможем сообща навести в нем порядок?..»
По дороге к ГУВД Рахматуллин, время от времени с опаской посматривая в зеркало заднего вида — но нет, никто за ним вроде не гнался, — несколько раз попытался набрать по мобильнику номер Тыртышного. Ну, чтобы не свалиться ему как снег на голову. Но телефон одноклассника раз за разом отвечал равнодушным голосом оператора связи: «Набранный вами номер не существует».
— Что за фигня? — раздраженно бормотал Рахматуллин. — Вот же, всего пару недель назад разговаривали…
В конце концов, он сдался и спрятал мобильник в карман. Тем более, что уже подъезжал к полицейскому управлению. В ГУВД дежурный офицер, долговязый и явно не выспавшийся капитан, хмуро спросил Рахматуллина, к кому и по какому вопросу он пожаловал.
— Мне Серега… То есть, подполковник Сергей Николаевич Тыртышный нужен, — сказал Радик. — По личному вопросу.
— Нет его сейчас, — зевнув, ответил капитан. — И когда будет, не знаю. Звоните на телефон доверия, интересуйтесь.
— А номер его мобильника у вас есть? — чувствуя, что постепенно отходит от охватившего с утра возбуждения, уже почти спокойно спросил Рахматуллин.
— Мобильные наших сотрудников посторонним лицам не даем, — посуровел капитан. — А кто вы, собственно, такой? А ну, покажите документы!
— Да я не посторонний, а одноклассник Тыртышного, — начал оправдываться Рахматуллин. «Ну вот надо же — сколько вожу паспорт с собой, и еще никто его у меня не спрашивал. А тут уже второй раз в течение всего одного часа интересуются моей личностью! Нет, добром этот день явно не закончится…» — обреченно подумал Рахматуллин, доставая паспорт и протягивая его дежурному офицеру ГУВД через зарешеченное окошечко.
— Тогда тем более у вас должен быть его телефон, — все еще с подозрением всматриваясь в странного посетителя и сверяя его наружность с фотографией в паспорте, сказал капитан.
— Есть он у меня. Но почему-то не отвечает, — пожаловался Рахматуллин. —  Вернее, отвечает, что его номер не существует.
— Так поменял он его, наверное, — сообщил капитан. — Как стал исполняющим обязанности начальника ГУВД, так и поменял.
— Как начальником? Когда? — поразился Рахматуллин.
— А вы что, не следите за такими новостями? — теперь удивился уже капитан. — А еще одноклассник!
Действительно, эта, безусловно, очень важная для кого-то новость, как-то проскочила мимо Рахматуллина. Ни в местной газете «Волжские вести» он ее почему-то не увидел, ни по телевизору не услышал. Да и сам Серега ничего про это ему не говорил, когда пару недель назад они общались по телефону, причем, позвонил сам Тыртышный — интересовался, пойдет ли Радик на очередной вечер встречи выпускников. Впрочем, он никогда никому не рассказывал про свои служебные дела. Кому надо, те и так знали — из пересудов горожан, из местной прессы. Волжск в криминальном отношении городок был не очень спокойный, и милицию за это постоянно ругали.
Так, ну и что же теперь делать? Когда объявится Тыртышный? А может, не дожидаясь его, все рассказать этому капитану? Хотя нет, надо сперва позвонить на работу, предупредить, что задержится. А жене и дочери позвонить или нет, чтобы как-то предупредить их? А о чем предупредить? Чтобы шарахались от всех подозрительных кавказцев? А может, не стоит пока пугать любимых женщин? Ффу, черт, ну надо же было так вляпаться!
И тут поток сумбурных мыслей Рахматуллина отвлек знакомый голос. Он торопливо обернулся. Точно, в помещение ГУВД вошел с улицы, кому-то раздраженно выговаривая в мобильник, Серега Тыртышный. Увидев Рахматуллина, он округлил глаза, остановился около него.
— Ну, все, все! —  сказал он в телефон.- Я сам перезвоню тебе попозже. Пока!
Спрятав телефон в карман, он широко улыбнулся Рахматуллину и протяну ему для пожатия руку.
— Радик! Какими судьбами?
— Здорово, Серега… Сергей Николаевич! — почти смущенно поправился Рахматуллин, покосившись на капитана — конечно же, нельзя ронять авторитет такого значительного человека как начальник ГУВД, даже если он твой приятель, фамильярничая с ним при его подчиненных. —  Да, понимаешь, в двух словах и не расскажешь.
— Ну, двух, не в двух, а двухсот двадцати двух, надеюсь, тебе хватит? — пошутил подполковник. — У меня есть сейчас минут пятнадцать свободного времени. Пошли ко мне.
В аскетически обставленном кабинете новоявленного начальника ГУВД, в спину которого строго и в то же время по-отечески взирали со стены висевшие неподалеку друг от друга премьер Путин и министр МВД Нургалиев, Тыртышный усадил Радика напротив себя. Пытливо посмотрев ему в глаза, он распорядился:
— Ну, рассказывай! Да все без утайки. Я же вижу, что у тебя что-то стряслось.
— Погоди, Серега, дай собраться с мыслями! — почти взмолился Рахматуллин. — Да, и прими все же сначала мои поздравления с повышением. Вот-вот полковником, наверное, станешь?
— Уже знаешь? — равнодушно спросил Тыртышный. — Ну да, стану… Наверное… Да ты не тяни, рассказывай.
Внимательно выслушав сбивчивый рассказ одноклассника, он рассеянно забарабанил пальцами по крышке стола.
— Возле «Эльбруса», говоришь? Знакомое название. Этот гадюшник, и еще с десяток других и «свалили» моего бывшего начальника, — вдруг откровенно сказал Тыртышный.
— Это как? — не понял Рахматуллин.
— Да все равно скоро весь город узнает, — подумав, сообщил подполковник. — Крышевал ГУВД эти кавказские шалманы. Вот их владельцы и чувствовали себя хозяевами в городе.
— Иди ты?! — деланно удивился Рахматуллин. — Извини меня, конечно, Серега, но ты выдал мне секрет Полишинеля. Кто ж у нас не знает, что без покровительства ментуры… извини, полиции, вся эта гопота никогда бы не была такой борзой? То и дело слышишь: одного в милиции отпустили за недоказанностью преступления, другого — освободили в зале суда за недостаточностью улик, ну и так далее. Чего же им не наглеть, если они вас, как говорят все в городе, чуть ли не на зарплате держат? Извини еще раз за откровенность…
— Ну, ладно, ладно, ты не утрируй давай… Да и всех под одну-то гребенку не стриги, — поморщился Тыртышный. — И в милиции у нас много нормальных людей, и судьи не все продажные. А сейчас вон, как полицией нас сделали, так вообще… такая чистка идет, ты даже представить себе не можешь! Вот как почистим, что называется наши ряды, и пусть нас меньше останется, но зато таких, как… как в тех же «Ментах».
— Веселых и честных? — иронично спросил Рахматуллин. — Романтик ты, Серега, однако.
— Может быть! — запальчиво сказал Тыртышный. — Но поверь мне, мы обязательно поднимем законность с того опущенного уровня, в котором она пока сейчас находится. И уже никому не удастся откупиться за сотворенную пакость. Все будут равны перед законом. Ведь и наши доморощенные гангстерюги, и понаехавшие бандюги чувствуют себя вольготно настолько, насколько им это позволяет власть. А если всерьез взяться за них, они же тут же сдуются… Ну, чё ты лыбишься, Радик? Не веришь, да? А зачем тогда ко мне пришел?
Выговорившись, Тыртышный сердито уставился на потупившегося с потаенной улыбкой Рахматуллина.
— Да нет, Серега, я все, конечно, понимаю. И верю тебе, как себе, — вздохнул Рахматуллин. —  Иначе бы не пришел. Я же сначала подумал было, не собрать ли мне самому своих родичей да корешей кое-каких, и пойти да самим разобраться с этими отморозками…
— Еще чего! — тут же перебил его Тыртышный. — Даже и не думай! Только войнушки мне и не хватало сейчас. Я тебе говорю, что мы очень скоро наведем порядок в городе!
— Так что, я могу быть уверенным, что никто на меня, на мою семью не будет охотиться? — поставил вопрос ребром Рахматуллин.
— Не успеют, — уверенно сказал Тыртышный. — Сейчас пошлю туда людей, они примут необходимые меры для профилактики. А ты теперь можешь считать себя под моей личной охраной. Гордись!
Подполковник протянул руку к телефонному аппарату, но тот неожиданно зазвонил сам.
— Слушаю, — отрывисто сказал в трубку Тыртышный и бросил короткий взгляд на Рахматуллина. — Где, в «Эльбрусе»? Когда? Кто? Ясно. Сам туда поеду, капитан, приготовь пока машину.
— Что случилось? — обеспокоено спросил Рахматуллин, услышав знакомое название того самого злосчастного кафе, где с ним случилась сегодня утром вся эта катавасия, из-за которой он и оказался не у себя на работе, а в этом кабинете.
— Поножовщина. И что удивительно, между самими чеченами, представляешь? — не скрывая своего удивления, сказал Тыртышный, надевая фуражку. —  С трупом. И кто труп, догадайся?
— Да я откуда знаю? —  пожал плечами Рахмауллин. — Я там двоих только знаю: Ваху Гехоева, да его психованного племяша Ахмета, который мне ножиком в бок тыкал. Что, кто-то из них?
— Как ты сказал, Гехоев? Вот-вот, он Гехоев, — сообщил подполковник. — Чует мое старое оперское сердце, что эта их междоусобица как-то связана с вашим утренним конфликтом. Так что поедешь со мной. Теперь ты у меня, друже, хочешь ты того или не хочешь, становишься свидетелем. И если будет необходимо, уже официально попадешь под программу защиты свидетелей. Ну, что ты застыл как столб? Пошли!
Тыртышного уже поджидала у входа в ГУВД не первой свежести, но еще довольно приличная «Мицубиси». Рахматуллин хотел сесть в свою «Ниву», но подполковник настоял, чтобы он поехал с ним. Он усадил Рахматуллина на заднее сиденье «Мицкбиси», где уже устроились два милиционера, сам сел рядом с водителем, и машина резко сорвалась с места и понеслась под вой сирены в ту часть города, откуда совсем недавно с риском для жизни вырвался Рахматуллин.
В «Эльбрусе», насквозь пропахшем чадом от постоянно жарящихся здесь чебуреков и шашлыков, было траурно тихо и почти безлюдно. Лишь трое мужчин характерной восточной наружности угрюмо восседали за одним из столиков и, тихо переговариваясь, курили.
Милицейскую группу встретил владелец кафе, немолодой уже кавказец с неожиданно испуганным лицом.
— Пойдемте, товарищ подполковник, вот сюда… Здесь он лежит, — бормотал кавказец, подводя Тыртышного к какому-то кабинету с открытой настежь дверью. Все сгрудились у этой двери, и Рахматуллин, привставая на цыпочки и заглядывая внутрь то из-за одного плеча, то из-за другого, разглядел, наконец, вытянувшееся на диване тело мужчины с откинутой рукой и седым бобриком волос на коротко остриженной голове. Лицо его было бледным, с глубокими синими тенями под плотно прижмуренными глазами. Расстегнувшийся пиджак обнажал окровавленную в области живота светло-голубую рубашку. Излом синеватых губ под жесткой щеткой усов сохранил горькую усмешку.
Да, это был Ваха. Но кто же его так? За что?
Все оказалось банально просто и в то же время страшно. Оказывается, Ахмет, придя в себя и не обнаружив рядом машину с Рахматуллиным, рассвирепел и, заскочив в кафе, стал требовать от своего дяди, чтобы тот нашел и вернул ему его жертву. Ваха вспылил и съездил племяшу, потерявшему к старшему родственнику всяческое уважение, по уху. А тот выхватил нож и всадил его дяде в живот. Никто и опомниться не успел, как Ахмет выскочил из кафе, прыгнул в свой «крузер» и умчался на нем.
— Куда — никто, конечно, не знает, — сказал Тыртышный Рахматуллину, когда они вышли покурить на крыльцо, пока члены опергруппы заканчивали снимать показания со свидетелей происшествия. — Но долго ему не бегать. Теперь его будем искать не только мы. И для него лучше, если первыми найдем его все же мы. Вот такие, брат, дела. Ну что, Радик, сейчас, как вернемся в ГУВД, ты мне на всякий случай все же оставишь подробное описание того, что случилось сегодня с тобой, ладно? Ну, надо, старик, надо… А потом поезжай домой или куда ты там хотел. И не бойся ничего, все будет нормально.
(окончание следует)