Андрюха гостил у армейского друга Валерика в деревне. Им здорово повезло: жена Валерика как раз уехала с детьми на пару недель к своей маме в соседний район. А Валерик оставался на хозяйстве. Ну там, пару раз в день накормить двух поросят, да с десяток кур.
Это занимало в общей сложности полчаса. Так что все остальное время друзья предавались, так сказать, упоительному общению: вспоминали совместную службу в доблестном стройбате, различные армейские приключения.
Чрез три дня деньги у них кончились. Правда, у Андрюхи еще была пара сотен на автобус, припрятанная в заднем кармане джинсов, и он отдал их Валерику.
— Иди, Валерик, в лавку, — проникновенно сказал он другану.
— А ты что, обратно в город не поедешь? У нас останешься? — обрадовано спросил Валерик. — Правильно, оставайся, Андрюха! Мы тебя, наконец, женим на деревенской бабе. Будешь, как сырок в постном масле плавать. В гости друг к другу будем ходить.
— Нет, не останусь, Валерик, — порушил Андрюха все его надежды. — Если что, я и на попутке до дому доберусь, тут же рядом.
А что такое двести рублей для двух здоровых, хотя уже и не совсем, мужиков? Так что следующим утром хозяин дома повздыхал, повздыхал, потом оделся, взял в сенях топор, и говорит Андрюхе:
— Я скоро буду. А ты пока свиней да кур покорми.
— Ты далеко, Валерик? С топором-то? — переполошился Андрюха.
— Тут рядышком, — успокоил его Валерик. — К одной бабке загляну. Давно уже напрашивается. А ты пока свиней да кур покорми.
— Стой! — закричал ему вслед Андрюха. — Не надо к бабке!
Андрюха Достоевского, как и все нормальные люди, в школе-то проходил. Мало что, правда, запомнил, но одно усвоил точно: когда человек идет к бабке за бабками с топором, это ничем хорошим не кончается.
Но разве Валерика остановишь? Да еще с топором? Он в их роте как-то штыковой лопатой пятерых «дедушек» уработал, когда они попросили его за них покопать. Еле остановили тогда Валерика целым взводом. Комендантским.
Андрюха кур покормил — скрошил им последние полбуханки хлеба. А вот со свиньями незадача получилась: чугунок, в котором Валерик им вчера в обед чего-то сварганил, был пуст. А ведь Андрюха еще вчера вечером подумал, когда они под водочку хлебали с Валериком из общей миски какое-то варево: что-то соли маловато в этой странной каше…
Ну, хлопочет, значит, Андрюха по Валериному хозяйству. А у самого Валерик из головы с этим его жутким топором не идет. Неужто, чтобы только друга опохмелить, он пошел на такой грех — с топором на бабку?
Тут калитка заскрипела, входная дверь хлопнула. Валерик вернулся! Кинул топор под лавку, довольно щерится, пятьсот рублей показывает. А у самого руки в крови.
— Зарубил- таки? — сел Андрюха на лавку. — За какие-то несчастные пятьсот рублей? Ох, и зверь же ты, Валерик!
— Ну, не то чтобы зарубил, а порубил, — уточняет Валерик. — Вернее, поколол. Целый кубометр дров. Тетя Груня давно уже просила, да все некогда было. Вот пятихатку за это отвалила.
— А че руки в крови? — недоверчиво спрашивает Андрюха.
— А, это? Да кожу сучком содрал. — сказал Валерик. — Так что завтра мы с тобой к тете Поле вдвоем пойдем, поскольку я раненый. Ты будешь колоть дрова, а я складывать их в поленницу… Там и целую тыщу можно будет заработать, у ей дров-то поболе будет. Ну, иди в лавку-то, а я пока к свиньям. Не покормил их еще, поди, раз так орут не по-человечески?
Вот оно как, в деревне-то: если с топором, да с умом, то, как говорится, и бабки целы, и ты при бабках!
И Андрюха еще пару недель не мог уехать из деревни, пока они с Валериком, как тимуровцы, всех местных одиноких пенсионерок не обслужили. На последней, самой молодой, пятидесятипяилетней тете Нюре, Валерик чуть не женил Андрюху. И тетя Нюра была очень даже не против. Хорошо, Андрюха заснул в самый ответственный момент.
А домой он на такси уехал — вот столько бабок они заработали с Валериком у состоятельных деревенских бабок…