Новорожденный мир заблудился в густой траве.
Мог бы в трех соснах, да их еще не нарисовали:
есть иван-чай,
две бабочки, с крыльями из эмали —
светлой, полупрозрачной, кобальтовой эмали,
губкой впитавшей полуденный жаркий свет.
Миру-младенцу сейчас бы туманного молока,
теплые руки создателя, новую погремушку,
сны о долинах, предгорьях, рисованных деревушках,
чае горячем в таких неприлично красивых кружках,
чтобы и в руки их боязно взять, пока
чай не остынет. Обычный зеленый чай,
в чайнике-шаре заваренный заспанным демиургом,
теплым, со мною не сбывшимся, майским утром,
в новорожденном мире, по-детски смешном и мудром,
льнущем лесной голубянкой к твоим плечам.