В несовершенном, но исправно работавшем механизме, вывернутом на максимальную мощность, вдруг что-то заклинило, сбилось, истерично зазвенело и стихло. И все полетело в чертям.
И тогда она стала бегать под проливными майскими дождями, неловко закрывая руками грудь, бесстыдно просвечивающую сквозь намокшую рубаху, хохоча, шлепая ботинками по лужам и сбивчиво шепча где-то внутри про себя: «Господи, Господи, какое счастье, какое счастье огромное, Боже, спасибо, спасибо…» Тогда она стала с неприкрытым удовольствием, смакуя, истинно по-гурмански наслаждаясь, кушать круассаны с шоколадом под оглушительную рок-оперу московского заката; тогда она стала танцевать и носиться вприпрыжку, случайно встречая за барной стойкой человека, за которым так жадно наблюдала много дней подряд, затаившись по ту сторону экрана — каждый день, утро за утром, от пятничного концерта до пятничного концерта — и у него оказались тончайшие аристократические пальцы, и детские губы, и нежная кожа — он был беззащитен и улыбчив и совершенно к ней равнодушен.
Да, она пошла вразнос.
Вразнос, в загул, вдребезги, в стельку, ввысь. Отдать швартовы. Всё. Её не удержать. Ее понесло. Теперь сам черт ей не брат — он ей друг, она треплет его за корявые рожки и целует в черный пятачок.
Ох, как ей хорошо.
Торжество жизни над смертью, торжество правды над ложью, торжество свободы над к-чертовой-бабушке-все-ваши-гребаные-предрассудки.
О, в ее сердце плещется соленое регги, в ее волосах путается лучами сладкое солнце, и что-то изнутри тяжело дышит и жаждет выхода. Она пьет алые вина, ходит босая и каждый день смертельно влюбляется в новых мужчин, и все они оказываются почему-то блондинами. «Oh! She’s mad!" — ослепительно улыбаясь, цедят сквозь зубы блондины, целуют ее в зарумянившуюся от смущения щеку и исчезают в пространстве.
Бедная, бедная, запуталась в сюжетных линиях красивых восточных сказок.
Она снова разучилась чувствовать время. Да оно, собственно, никогда для нее не было по-настоящему живым, но, подобно жутким призракам, заставляло себя бояться и этим удерживало власть над нею. «Время придумали те, кто боится Вечности,» — решила она и отправилась в круиз по другим реальностям. Ночью ей снятся разбитые кассеты и незнакомые мужчины. В томительном, пряном, несказанно-ароматном летнем мраке она чувствует дыхание Ветра Перемен.
Боже, как ей хочется броситься кому-нибудь на шею и пропасть.
И оттого в истерике, в ужасе, в холодном поту, с нечеловеческой скоростью она решает какие-то страшно важные проблемы и пишет ужасно сложные работы, в последнюю секунду влетая, врываясь и успевая, и на самом пике, со стучащим в висках пульсом, жарко выдыхая: «Боже мой, я чувствую жизнь!»; и потому, оказавшись в логове смерти, пропахшем хлоркой и отчаянием, с цветами и конфетами для человека, который, казалось, смертельно болен, она так легко, не касаясь земли, убегает оттуда, узнав, что он выписан домой на выходные, и с наслаждением поедает приготовленные конфеты, сидя в парке на гранитной плите и беззастенчиво дрыгая ногами. И потому она не верит больше в проблемы, а верит — как и всегда — только в то, что большая и захватывающая дух Слава ждет ее за первым поворотом направо, по переулку наверх, у зеленого дома, вот только ей сейчас некогда, ей нужно еще купить хлеба, а Слава никуда не денется, раз уже предназначена Богом.
Девочка моя, да ты больна.
О да, она любит, любит, вот только снова опаздывает поезд с владельцем ее любви, а может, он уже в городе, и его телефон уже давно в ее записной книжке, вот только ей пока некогда, она готовится к экзамену по музыке, а потом поглядим.
…Только вдруг небо наливается сизым, и несбыточность надежд оседает пылью и уже никогда не покидает сердечных стенок, и ее добрый друг, ставший похожим на истинного Золотого мальчика, говорит, что он с ней воюет, и снова в голову приходит абсурдная и нелепая мысль, что после лета будет осень — ну, разве не идиотизм?..
И счастливо поломанный механизм крякает, издает свистящий звук и снова потихонечку набирает скорость, стучит и снова не знает отдыха, хоть и внутри навсегда остается странный гул — как знак того, что вряд ли когда-нибудь все будет как прежде.

24 мая 2003 #жж #архив #полозкова