Выдох. Воздух — собачье пойло.
Не вернувшихся с поля боя
Похоронят. Волчицей вою
В безымянном сыром бору.
А писатель Василий Пупкин,
Перебравший вчера самбуки,
Вспоминает с похмелья буквы —
Новоявленный Юний Брут.
Что такого? Подкрался с тыла —
Так легко, будто сдал бутылки.
Инфантильно-брутальный дылда,
Гениальный — как все никто.
И война для него — источник
Вдохновения. Между строчек
Проступает знакомый почерк
Жеребца… Нет — коня в пальто.
Он вкушает клубничный йогурт,
Увлекается агни-йогой,
Наряжает в сочельник ёлку —
Вдруг зачтётся когда-нибудь.
Весь такой из себя профессор
На досуге кропает пьесы,
Озабоченный «лишним» весом
Беспартийцев, прошедших Путь.
Горше яда — такое утро.
Сам Создатель уснул за пультом —
И осталась культя от культа,
Но едва ли фантомна боль.
Это миссия для Мессии.
Это месиво для мессира.
И уже не уйти красиво —
Исключительно на убой.