Я люблю говорящих вполголоса.
Ведь вполголоса говорящие,
все, как правило, настоящие,
да с дымящимся кубом совести.
Я люблю говорящих вполголоса.
О влюбленностях и о горестях,
и о счастьях, и о несчастиях
говорят без какой-либо гордости.
И не слышат в соседней комнате
непричастные — говорящего.

Я люблю говорящих без пафоса,
без строки, припасенной за пазухой.
Чем-то важным и нужным запомнены,
чем-то высшим и нежным заполнены
все заминки их, да все паузы.
Пусть не первые да неловкие,
некрасивые да не стройные,
только честные, только скромные:
неприкаянно-беспокойные
и отчаянно-беспилотные.

И не слышно в соседних комнатах,
что они говорят, притихшие,
что творится в подобных омутах,
что хранится в их горьких опытах —
не расслышать даже Всевышнему.
А когда говорящий вполголоса
вдруг нисходят до крайнего шепота,
будто тихой полоской шелковой
он скользит над открывшейся пропастью-
Вот тогда это слышно космосу.
… Вот тогда это слышно Господу.