Научитесь сначала себе самому
Не прощать ни единой промашки,
А уж после кричите врагу своему,
Что он враг и грехи его тяжки...(Булат Окуджава)
Однажды Всеволод Пантелеевич, преподаватель культурологии, пришел в институт и, как всегда, поднялся на третий этаж, где находилась аудитория 33, в которой он читал свои лекции студентам. Прозвенел звонок. Обычно в это время студенты уже сидели в аудитории, но в этот раз толпились в коридоре.
- В чем дело? — спросил у них Всеволод Пантелеевич.
- Аудитория закрыта, — раздались в ответ голоса.
«Вот паразитство, — подумал культурный преподаватель, — придется спускаться вниз за ключом». Развернулся и пошел.
Ключи от лекционных аудиторий хранились в дежурке на первом этаже, и вахтер Боря выдавал их преподавателям под роспись в журнале. Войдя в дежурку, Всеволод Пантелеевич не обнаружил нужный ключ на привычном гвоздике и спросил Борю:
- А кто брал ключ от 33-й?
Тот посмотрел в журнал и сказал:
- Там аспиранты и преподаватели поздравляли Александра Анатольевича (декана факультета — Ф.) часа полтора назад. Возможно, ключ сейчас в деканате.
«В субботу вечно что-нибудь обмывают, нажрутся, а потом пропадают вместе с ключами», — подумал про себя культуролог, а вслух сказал:
- Ладно, пойду, спрошу в деканате, — и на всякий случай незаметно прихватил с собой ключ с номерком 45.
Запись в журнале при этом он не сделал, потому что подумал так: «зачем тратить время, ведь всё равно в этой задрипанной 45-й редко кто занимается. По пути домой ключ и верну».
Аудитория 45 была некомфортабельной — тесной и темной, поэтому Всеволод Пантелеевич рассматривал ее как запасной вариант на тот случай, если он не отыщет ключ от светлой и просторной 33-й.
Деканат был закрыт. Тогда он решил по пути заглядывать во все аудитории подряд, испрашивая искомый ключ у коллег-преподавателей. Иногда такое бывало — некоторые педагоги, ошибочно предполагая, что их занятие в аудитории последнее, не спешили лишний раз спускаться в дежурку и сдавали ключи лишь в конце рабочего дня, по дороге домой.
Итак, аудитория 33 закрыта, ключа нет. Что творится в душе у нашего специалиста по культуре? Давайте заглянем. Надо иметь в виду, что время поджимает, а Всеволод Пантелеевич — человек ответственный, поэтому нервничает. Помыслы человека более откровенны, чем слова: «вот мракобесы, — думал Всеволод Пантелеевич, — что за идиотская манера — не возвращать ключи вовремя?». Заглядывая в очередную аудиторию он спрашивал:
- Ключ от 33-й случайно не у вас?
- Нет.
«Как козлодоевы недоделанные — хапнут, а зачем — сами не знают!» — продолжался его внутренний диалог. Но вслух он опять спрашивал вежливо:
- У вас нет случайно ключа от 33-й?
- Нет.
«Пора кончать с подобным разгильдяйством, ведь уже не в первый раз такая дурость проявляется! Неужели трудно спуститься и повесить ключ на гвоздик? Надо в дежурке написать здоровенными буквами: «Преподаватели, которые не вернут ключи вовремя, будут кастрированы без суда и следствия!!! Или стерилизованы. Хотел бы я посмотреть в наглую рожу этого умника!».
- Ключ от 33-й случайно не у вас?
- Нет.
Это была уже двенадцатая или тринадцатая бесплодная попытка. Время шло. Всеволод Пантелеевич подумал, что так можно потратить невесть сколько времени. К тому же, вдруг кто-то случайно унес ключ домой, как однажды сделал он сам по своей забывчивости («но ведь это было всего один раз!»). Он решил прекратить поиски и забрать своих студентов в неудобную 45-ю аудиторию. Идя по коридору, он напоследок заглянул в приоткрытую дверь аудитории 30: «Может быть, тут это чудило с ключом, — продолжался его внутренний диалог, — хотя вряд ли, конечно».
В тридцатой аудитории соловьем заливалась преподаватель женской логики Эмма Семеновна. Увидев заглянувшую озабоченную физиономию культуролога, она вытаращила глаза и стала часто моргать.
- У вас случайно, ключа от 33-й нет? — пробурчала торчащая из дверей физиономия.
- Ой, извините, пожалуйста, Всеволод Пантелеич, — виновато ответила Эмма Семеновна, взяла со стола ключ и протянула коллеге, — я думала, что сегодня там занятий уже не будет.
Культуролог подошел к преподавательскому столу, взял ключ, изобразил приветливую гримасу и произнес дружески:
- Ничего, бывает. — А про себя подумал: «вот старая дура!».
Итак, ключ был найден, и он поспешил в свою 33-ю, мурлыкая себе под нос:
«Эмма Семеновна
в пруду купалася,
большая рыба ей в трусы забралася».
Студенты заждались, и, надо сказать, ряды их поредели. Открыв аудиторию, Всеволод Пантелеевич бодрым шагом направился к преподавательскому столу. Небрежно бросил на стол оба имеющихся у него ключа, один из которых, от 45-й, как оказалось, он зря стащил у Бори. Призвал студентов к быстрой посадке и, в целях экономии времени, скороговоркой начал лекцию.
Подходим к развязке. Наш уважаемый преподаватель культурологии прочитал первую лекцию. Сходил в буфет. Затем начал вторую. Всеволод Пантелеевич заливался соловьем. Увидев заглянувшую озабоченную физиономию ботаника, он вытаращил глаза и стал часто моргать.
- У вас случайно ключа от 45-й нет? — пробурчала торчащая из дверей физиономия.
- Ой, извините, пожалуйста, Абрам Исаакич, — виновато ответил Всеволод Пантелеевич, взял со стола ключ и протянул коллеге, — я думал, что сегодня там занятий уже не будет.
Ботаник подошел к преподавательскому столу, взял ключ, изобразил приветливую гримасу и произнес дружески:
- Ничего, бывает. — А про себя подумал: …
Вы знаете, о чём примерно подумал ботаник. Он был очень недоволен. Точно так же, как совсем недавно Всеволод Пантелеевич. Совсем недавно Всеволод Пантелеевич костерил, как ему самому казалось, «того тугодума, который проявил халатность». На самом деле, как вы теперь видите, он ругал самого себя, потому что сам был таким же тугодумом, который проявил точно такую же халатность. Когда он искал ключ и при этом злобствовал, то с таким же успехом мог приговаривать: «Я — мракобес. Я — козлодоев недоделанный. Меня пора кастрировать, потому что я — умник и чудило, очень легко могу взять ключ в дежурке и не вернуть его во время!».
Глупо? Не глупее, чем осуждать других.
Осуждать способен любой дурень, и все дурни только этим и занимаются. Но если наши желания в отношении какого-либо человека не оправдались, то это еще не достаточный повод, чтобы признать его виновным. Каким бы не показался нам отвратительным человек или несправедливым поступок, мы будем на высоте, если скажем: "хоть я так и не поступил бы, но не осуждаю его". Ибо любой человек виноват только в одном, а именно в том, что он человек.