Насаждение ювенальной юстиции довело до мысли реально вооружиться даже руководство Русской Церкви. «Я, например, не так давно был резким противником того, чтобы народу раздавали огнестрельное оружие», — признался в интервью радиостанции «Радонеж» глава синодального Отдела РПЦ по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными органами протоиерей Димитрий Смирнов. «Но в свете новых изменений, что наше государство встраивается в европейский процесс и что здесь у нас будут отнимать детей, то неплохо бы, когда придут отнимать детей, дома иметь пистолет», — добавил о. Димитрий.
По его мнению, пистолет мог бы остановить несправедливое изъятие детей из семьи: «Какая-нибудь чиновница решит отнять детей, а человек посчитает, что несправедливо. А как с несправедливостью бороться? Есть два пути. Есть законный. И есть незаконный. Это, конечно, незаконный путь. Но если нападают на самое святое!» И тут, как говорится, не поспоришь: либо отдавать своего ребенка непонятно каким дядям и тетям, либо быть готовым постоять за, без преувеличения, жизнь родного (жизнь в понимании Русской, а не какой-то там «рыночной» цивилизации) существа.
«Десять лет говорим про ювенальную юстицию, — возмущается о. Димитрий. — Указ президента (1688 „О некоторых мерах по реализации государственной политики в сфере защиты детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей“, подписанный Владимиром Путиным 29 декабря 2012 года. — Прим.) — и она вводится. Это, извините, как? А когда народ вооружен, то тут уже другой будет разговор. Конечно, будут издержки… Но, с другой стороны, будет возможность отдать жизнь за семью… Ведь мы же, когда начинается война, защищаем, как мы говорим, наших жен, детей, стариков, и так далее — свои дома. А приходят разорять — так надо же защищать!» — говорит о. Димитрий.
Заявление церковного «министра» вскрыло очень много подспудных пластов нашей современной жизни. Начать с того, должны ли мы вооружаться перед лицом все нарастающего разгула уличной (причем преимущественно заезжей — из Кавказа и стран СНГ) преступности. Не далее как сегодня, например, какие-то мигранты зверски убили очередную русскую жертву в одном (неважно даже каком) российском городке. А призванная охранять нас полиция, видите ли, добралась до места преступления, отдаленного на 200 метров, лишь через 40 минут!
А думали ли наши стражи порядка о том, чтобы хоть раз провести всеобщую проверку на предмет наличия холодного оружия у так называемых лиц кавказской национальности, которые уже заполонили Москву? Почему в полицейских сводках коренные москвичи (среди них-то ведь не принято носить оружие) оказываются зарезанными, как бараны, некими заезжими джигитами? Что, пора столичным жителям ножами обзаводиться?
Наши власти тем временем всё обещают нам счастливую и безопасную жизнь — правда, одновременно наводняя наши города и веси «столь необходимой» заезжей рабочей силой. А параллельно ужесточают меры по продаже оружия населению. В результате оказывается, что заезжие «гастролеры» почти сплошь и рядом имеют в своем арсенале не только ножи, но и боевые стволы, а вот нашим коренным гражданам (причем очень избранным) позволено обезопасить себя разве что гладкоствольным охотничьим ружьем.
Какой взрыв негодования, например, вызвала у премьера Дмитрия Медведева история с «русским Брейвиком» — Дмитрием Виноградовым! «Надо вообще запретить населению иметь оружие», вытекало из его гневной реакции. А следом аналогичный случай массового расстрела людей (большинство из которых — дети!) приключился в США. Наш Дмитрий Анатольевич едва ли не первым из иностранных госдеятелей выразил Штатам соболезнования.
В Америке, кстати, тоже началась кампания по добровольной сдаче населением имеющихся на руках стволов. Но (и тут с Америки не грешно взять пример) одновременно там же стали подумывать о вооружении пистолетами всех учителей, чтобы они могли в случае чего остановить вооруженного преступника. При этом в Америке прекрасно знают, что большинство всех массовых расстрелов учеников в местных школах и колледжах произошло в тех штатах, где свободный оборот оружия как раз запрещен (за что так ратует у нас нынешняя власть). Предчувствуя свою безнаказанность, все эти американские преступники и шли на массовое убийство.
А что же наши власти? Они, разумеется, по-прежнему хотят разоружить народ, ссылаясь на его «неподготовленность», на то, что русские «разучились» быть цивилизованными обладателями оружия самообороны. Ну что ж, их можно понять. Боятся ведь! Но не столько, думается, перестрелок на улицах Москвы и других городов, сколько наличие самой вооруженной массы, которая ограничит их власть над людьми — над этим «быдлом», которым они так навострились управлять.
Впрочем, заявление о. Димитрия, свидетельством чему являются его слова, все-таки не столько призывало к вооружению, сколько акцентировало наше внимание на печальных ювенальных итогах года. Авторитетные православные эксперты уже вынесли по этому поводу свои суждения.
«Под шум победных фанфар о принятии закона о защите российских детей от международного усыновления президент подписал Закон „Об образовании“ и выпустил указ, где говорится о приоритетной разработке двух главных ювенальных законопроектов — о социальном патронате и об общественном контроле над детьми-сиротами», — пишет на страницах «Русской народной линии» председатель Межрегионального общественного движения «Семья, любовь, Отечество» Людмила Рябиченко.
«Итак, — резюмирует эксперт, — из-за непрекращающегося ожесточенного сопротивления семейно-родительской и патриотической общественности законам, уничтожающим суверенитет семьи, право на родительство и право на образование в России противником была разыграна сложнейшая комбинация с опосредованным вводом в ситуацию самого мощного ресурса — президента страны, подпись которого, по замыслу политтехнологов, должна прервать всякое бессмысленное теперь сопротивление.
Широко распространенным в обществе является мнение о том, что для уничтожения России за океаном денно и нощно трудятся, составляя планы и сценарии, целые научные империи — центры, институты, лаборатории. И по этим планам в России в самом ближайшем времени должны появиться:
- общественно-государственная структура с возможностями проведения легитимных всероссийских информационных кампаний по пропаганде ювенальных технологий, а также осуществления финансовой поддержки процессов изменения общественного сознания («Фонд поддержки детей, находящихся в трудной жизненной ситуации»);
- институт профессионального родительства (программа «Россия без сирот»);
- ювенальная служба;
- механизм реализации беспрепятственного контроля над каждой семьей (социальный патронат);
- механизм мирного (без применения оружия) вывоза населения страны за ее пределы (институт общественных наблюдателей за детьми, отобранными у родителей, и легитимизация внешней и внутренней торговли детьми под видом усыновления);
- никому не подотчетная и с неограниченными полномочиями параллельная вертикаль власти с функцией замещения института родительства и легитимизацией беспрепятственного доступа к каждому ребенку (институт уполномоченного по правам ребенка).
К сожалению, констатирует Людмила Рябиченко, все это выполнено.
Ну что ж, можем поздравить авторов сценария: выделенные для окончательного освоения в конце года доллары потрачены не впустую. Поработали ударно и на славу, результат достигнут, можно пить шампанское за скорую и окончательную победу над русским медведем.
Браво, Госдеп!
С Новым годом, страна!"
А редактор сайта «Культурология» Андрей Карпов на страницах той же «РНЛ» поясняет: «Указ (президента В. В. Путина 1688 «О некоторых мерах по реализации государственной политики в сфере защиты детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей». -) выглядит логично: на фоне введенного ограничения на усыновление детей в США государственная власть усиливает заботу о детях-сиротах и принимает меры, чтобы усыновление внутри России шло более эффективно. Текст указа на первый взгляд выглядит убедительно: решимость изменить ситуацию к лучшему в нем явно чувствуется. Но вот только что есть это «лучшее»?
Безусловно, такие меры, как снижение требований к наличию жилых площадей у будущего усыновителя, что позволит усыновлять детей и более бедным семьям, — это благо. Снижение количества бумажек, которыми должны отчитываться перед опекой приемные родители, — тоже однозначный плюс. Но таких однозначных плюсов не так уж много. Радоваться остальным предусмотренным указом мерам тоже можно, но только в том случае, если целью их реализации не является параллельное ущемление положения родных, обыкновенных и нормальных семей (деткам без родителей данный указ действительно может принести реальную пользу). Но, как говорится, хорошее решение — то, которое решает несколько проблем сразу. Если мы поставим себя на место тех, кто хотел бы модифицировать семейные отношения в России, понизив роль и авторитет кровных родителей, то данный указ может быть хорошим решением. Неся благо детям, оставшимся без родителей, он в то же время содержит возможности дальнейшей перестройки всей сферы семейных отношений. Конечно, подобной подоплеки может и не быть… Но иногда перестраховаться лучше, чем пропустить опасность.
Итак, — продолжает эксперт, — рассмотрим, к примеру, финансовую поддержку приемным семьям. Она необходима. Человек, решившийся усыновить ребенка, должен чувствовать рядом плечо государства. Однако если ситуация в целом будет такова, что деньги, получаемые на ребенка в приемной семье, окажутся значительно больше, чем выплачиваемые на ребенка в родной семье, то ее будет сложно назвать правильной и здоровой. Посмотрим теперь, какая философия за этим стоит. Мы исходим из того, что родная семья может быть неблагополучной: например, родители могут пить. Деньги, идущие в такую семью, скорее всего, будут потрачены не на детей. Поэтому сколько таким родителям ни плати, толку не будет. С другой стороны, приемная семья — проверенные и контролируемые люди. Тут можно гарантировать, что «детские» деньги будут потрачены по назначению. Выделять более крупные суммы — не страшно. Более обобщенно данная картина описывается так: «мы больше доверяем приемной семье». Кровные родители заведомо попадают под подозрение. И если довести это восприятие до логического конца, окажется, что с точки зрения управляемости и контроля над ситуацией было бы лучше сначала вывести всех детей за пределы родной семьи, где есть угрозы нецелевого расхода выделяемых денег, а потом ввести в приемные семьи или в родные семьи на договорной основе.
Стоит подчеркнуть, что предусматриваемые указом меры относятся не только к детям-сиротам, но и к детям, оставшимся без попечения родителей. Последняя категория на самом деле включает детей, изъятых из семей. С точки зрения указа не имеет значения, почему ребенок остался без родительского попечения, то есть на основании чего он был изъят из семьи. Он смотрит только вперед и настроен исключительно на устройство ребенка в чужие семьи; возврат ребенка в родную семью указом не предполагается. С учетом этого и стоит оценивать его положения.
В указе есть установка пересмотреть изменение содержания информации, предоставляемой органами опеки и попечительства в государственный банк данных. Хорошо ли иметь подробный банк данных на детей, оставшихся без попечения родителей? Наверное, хорошо: это позволит более эффективно выстроить их устройство в приемные семьи. А если спросить: хорошо ли, что будет создан подробный банк данных на изъятых детей? Это означает, что мы ищем прежде всего как устроить детей в чужие семьи, а не как вернуть их в родную семью.
Любопытен пункт, который вводит новый критерий эффективности управления на местах: «доля детей, оставшихся без попечения родителей». Предполагается, что чем меньше данная доля, тем лучше работает исполнительная власть. И это — хороший показатель. Однако далее следует уточнение: «…в том числе переданных неродственникам (в приемные семьи на усыновление (удочерение), под опеку (попечительство), охваченных другими формами семейного устройства (семейные детские дома, патронатные семьи)». Надо понимать, что если доля «переданных неродственникам» будет расти, то это будет восприниматься положительно. То есть мы находим очередное свидетельство настроенности на невозврат детей в родные семьи.
Указ подстегивает Госдуму быстрее принять законы «Об общественном контроле за обеспечением прав детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей» и «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам осуществления социального патроната и деятельности органов опеки и попечительства» (так называемый закон о социальном патронате), о ювенальном характере которых уже неоднократно говорилось. При этом дано особое указание уточнить порядок приема ребенка в патронатную семью. Упоминание патронатной семьи в тексте указа встречается неоднократно. Что за этим стоит?
Приход ребенка в патронатную семью — это не усыновление. Усыновленный ребенок получает новых родителей. В идеале он должен и воспринимать их именно как родителей, а они его — как своего ребенка. Устанавливаются новые неразрывные (опять-таки в идеале, конечно) связи — на всю жизнь. Патронатная семья — совсем особое образование. Она создается контрактом между органами опеки и патронатными «родителями». Контрактом оговаривается срок (от 1 года по действующему законодательству), на который ребенок помещается в семью. И ребенок, и «родители» знают, что это — временное решение. Это такой компромисс интересов, игра в родительство… Игра — потому что контракт можно продлить, а можно и не продлевать; нет ощущения, что ребенок — это на всю жизнь… С точки зрения ребенка плюсы, конечно, есть: уж лучше патронатная семья, чем детский дом. Но в масштабе общества модель патронатной семьи — довольно разрушительная штука. Для тех, кто переформатирует сферу семейных отношений в соответствии с требованиями глобализма, патронатная семья — самый лучший вариант. Он гарантирует, что прочных, духовных связей не будет, что все будет описываться контрактом и измеряться интересами, что отношения между взрослыми и ребенком будут полностью открыты внешнему наблюдению. И именно в направлении этой модели нас сегодня подталкивают. Например, если выплаты на ребенка в патронатной семье и при усыновлении будут одинаковы, то это будет стимулировать развитие именно патронатного «родительства» (риск меньше). И президент предлагает доработать закон о социальном патронате, включив в него регулирование устройства ребенка в патронатную семью.
Наконец, указ предписывает Фонду поддержки детей, находящихся в трудной жизненной ситуации, этому пропагандисту ювенальщины, заняться внедрением в общественное сознание позитивного восприятия «устройства детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, на воспитание в семью». Семья, как мы уже выяснили, предполагается чужая. То есть на самом деле нам предлагают согласиться, что изъятие детей и их помещение, например, по контракту в патронатную семью — это нормальное решение. Вопрос о возврате в родную семью при этом не рассматривается. Эта тема будет уводиться из общественного сознания. Это — не проговоренная, но довольно четко просматривающаяся задача грядущей пропагандистской кампании".
«Ювенальное „завтра“ стремительно приближается», — предостерегает Андрей Карпов.