Ритка сидела на кровати в тёмной комнате. Ей не спалось. Можно было бы ещё поиграть, тем более, что суббота, дома она сегодня одна, родители уехали к бабушке с ночёвкой, вернутся только завтра днём, но играть, уже не было сил — глаза устали. Хотели взять её с собой, но зная, что без компьютера девочка в деревне взвоет, оставили. В одиннадцать часов отзвонились, проверив всё ли в порядке, и попросив долго не засиживаться за играми, оставили её в покое. Сейчас второй час ночи, а сон к ней почему-то никак не идёт.
— Попить молока, что ли, — подумала Рита. — Вроде бы читала где — то, что это помогает заснуть.
Для своих одиннадцати лет она была ребёнком начитанным и неглупым. Спустив ноги на коврик, девочка, не надевая тапочки, потопала по приятной прохладе пола на кухню, к холодильнику.
Открыв его, достала бутылку с молоком и стала пить, прямо через край.
— Хорошо, что мама не видит, а то мне попало бы трижды: я без тапочек, пью холодное молоко, да ещё и в чашку его не налила. Хотя нет, пять раз. Ещё я не сплю до сих пор и, холодильник не закрыла.
Ритка усмехнулась, поняв, что нарушила кучу запретов за какие-то несколько минут. Она закрыла молоко и поставила обратно. Прикрыв дверцу холодильника, собралась идти обратно, но неожиданно увидела в коридоре, светящиеся красным, глаза. Девочка ойкнула и потянулась рукой к выключателю.
— Не включай. Я свет не люблю. И не кричи, очень прошу, я тебя не обижу. Мне нужна только булочка с корицей, которую тебе оставила мама. Я заберу её и сразу уйду.
— А ты кто? — дрожащим от страха голосом, спросила девочка.
— Зачем спросила? Ты же всё равно не поймешь, я даже не совсем «кто», скорее я — «нечто».
— Говори. А то булочку не дам, — почему — то осмелев, громко произнесла Ритка. — И зачем, кстати, тебе наша булочка и, зашёл в квартиру говори как, окна и двери- то, закрыты.
— Ладно, ладно. Только не шуми. Я пройти могу хоть куда, через стену, через оконное стекло. А булочки с корицей, это единственное, что я способен есть из вашей пищи, это очень вкусно, люди — самые счастливые существа во вселенной, ведь вы можете кушать их хоть каждый день.
— Чего тогда в магазин не пойдёшь, там бы взял, хоть сто булочек. Или там стены толще? — ехидно усмехнулась девочка. Она совсем перестала бояться, ведь если бы это существо хотело её обидеть, оно не стало бы чего-то ждать.
— Не могу. Обязательно нужно, чтобы её мне добровольно отдали. Мне нельзя красть или отнимать. В магазинах ночью никого нет, а там где есть, слишком светло. Да и денег у меня нет. К тому же, испугаются — вызовут полицию, шум поднимут. Я, конечно, исчезну, но смысла нет, всё это затевать, если результата никакого.
— Ты мне так и не ответил. Кто ты такой?
— А может быть не надо? Ну, зачем тебе об этом знать? — с надеждой на то, что ребёнок отстанет, произнесло существо.
Глаза Риты привыкли к темноте ещё в спальне, а на кухне, где окно прикрыто лишь прозрачным тюлем, было почти светло от уличного освещения. Она сумела рассмотреть странное нечто, пробравшееся в их дом. Очень худое, обросшее мелкими колючками, как кактус, которые служили ему одеждой, бесполое существо с пылающим взглядом, не было слишком страшным для привыкшей к ужастикам девочки. Ростом не на много выше её самой, с уродливым лицом, на котором, вместо носа, две дырки, кривыми длинными руками, оно скорее было нелепым, чем пугающим.
— Надо!
— Ну, хорошо. Я- Дух мелкого раздора, — тихо, почти шёпотом произнёс гость.
— Кто?- удивилась Рита. — Это как?
— Обычно, прихожу в дом, покружусь, напевая свою песенку, и вуаля, в семье в этот день скандал. Чаще всего, из — за какой-нибудь ерунды. Чем больше кружусь, тем дольше люди в ссоре.
— Ничего себе! А зачем ты это делаешь?
— Работа такая. Я существо подневольное, куда велят — туда и иду.
— Кто велит?
Вопросы девочки сыпались не переставая.
— Этого я не знаю, мы просто слышим голос, но те, кто его хоть раз ослушались, обычно, исчезают навсегда. Не спрашивай куда — я не знаю.
— А почему мелкого раздора, что есть и крупного?
— Есть. Они ростом больше нас мелкораздорных, толще, сильнее. Там где они появляются, может случиться всё, что угодно, даже убийство.
— Ого. Страшно.
— Страшнее их только Великий раздор. Он войны делает. Мы его и сами боимся.
— А почему ты именно к нам в дом пришёл?
— Можно я не буду отвечать? — замялся дух.
— Нет уж, говори, — настаивала девочка. — А то булочку не получишь.
— Ну и не надо. Я у кого-нибудь ещё попрошу. Хотя, вот так поговорить не всегда удаётся. Я булочки ем редко, иногда за несколько лет ни одной не перепадает, — обиженно вздохнул тот в ответ.
— Ладно, бери уже, — произнесла Рита, вытаскивая булочку из пакета.
Она положила её на край стола, с интересом наблюдая, как длинная колючая рука аккуратно, словно великую драгоценность, взяла её, и поднесла к тому месту, где должен был быть нос. Понюхав булочку, словно редкий цветок, существо лизнуло её своим длинным, узким, как у змеи, языком.
— Я только один раз крутанусь, — заверило оно девочку. — Твои родители не сильно поругаются, обещаю.
Произнеся это, оно исчезло в комнате.
Больше его Рита никогда не видела. Она могла бы подумать, что всё это ей приснилось, а булочку она съела сама, когда пила молоко, но когда она оставляла булочку с корицей на блюдечке в своей комнате, приговаривая: «Кушай, только, пожалуйста, долго не кружись», к утру булочка иногда исчезала.

(Лана Лэнц)