Много лет назад, когда я был молод, лет двадцати, я работал продавцом в компании по продаже пианино в Сент-Луисе. Мы продавали их по всему штату, рекламируя в маленьких городских газетах. Когда мы набирали достаточно заказов, то развозили товар на грузовиках и продавали его тем, кто к нам обратился.
Каждый раз, когда мы размещали рекламу в районе, где выращивали хлопок, в юго-восточном Миссури, мы получали почтовую открытку, которая гласила, фактически, следующее: «Пожалуйста, пришлите мне новое пианино для моей внучки. Обязательно цвета красного дерева. Я могу расплачиваться выручкой за куриные яйца по 10 долларов в месяц».
Старушка испещряла своими каракулями всю оборотную часть открытки до предела, а затем переворачивала её и писала на лицевой стороне и даже по краям, едва оставляя место для адреса.
Мы не могли продать ей новое пианино за 10 долларов в месяц. Ни одна финансовая компания не может заключать подобный контракт, так что мы игнорировали эти открытки.
Однако, как-то раз, когда я оказался в том районе по поводу другого заказа, из чистого любопытства, я решил навестить старую женщину. Я увидел примерно то, что и ожидал. Она жила в маленькой хижине, в которых обычно живут рабочие на плантациях, состоящей из одной комнаты, посредине хлопкового поля. Там был земляной пол, и по дому бродили куры. Совершенно очевидно, её нельзя было квалифицировать, как человека, которому можно продать хоть что-нибудь в кредит. У неё не было ни автомобиля, ни телефона, ни работы. Всё. что она имела — это крыша над головой, да и то худая… Сквозь неё в нескольких местах просвечивало солнце.
Её маленькой босоногой внучке было лет десять, и она была одета в платье из мешковины.
Я объяснил женщине, что мы не можем продать ей новое пианино за десять долларов в месяц, и чтобы она прекратила писать нам, как только она видит наше объявление в газете. Я уехал с тяжёлым сердцем, но мой совет не возымел никакого действия. Она продолжала посылать нам заказы на открытках, новое пианино цвета красного дерева, пожалуйста, и клялась, что ни за что не пропустит ни одного десятидолларового платежа. Это было невыносимо.
Несколько лет спустя владельцем компании стал я и, когда я размещал рекламу в том районе, открытки стали приходить ко мне. В течение многих месяцев я их просто игнорировал. Что я ещё мог сделать?
Как-то раз, когда я снова оказался там, что-то на меня нашло. У меня в грузовичке как раз оказалось пианино цвета красного дерева. Я понимал, что делаю ошибку, но я отправился в её хижину и сказал, что оформлю контракт на себя. Она может платить мне десять долларов в месяц, без процентов, и это будет означать 52 платежа. Я выгрузил новое пианино и поставил его там, где мне казалось, крыша будет лучше защищать его от дождя. Я предупредил и девочку, и старушку, что кур с пианино лучше сгонять и с тяжёлым сердцем покинул это место, совершенно очевидно, что я выкинул новое пианино на ветер.
Но платежи приходили, все 52, как договаривались, иногда даже мелкими монетами, приклеенными на открытку лентой, в конверте. Это было удивительно!
Я забыл об этом случае на целых 20 лет.
Как-то я приехал в Мемфис по делу, и после обеда в Холидей Инн с неким официальным лицом вышел в холл. Сидя в баре и потягивая послеобеденный напиток, я услышал, как позади меня кто-то совершенно волшебно играет на рояле. Я оглянулся и увидел прелестную молодую женщину.
Так как я сам когда-то неплохо играл, то был потрясён виртуозностью игры. Я взял свой бокал и пересел за столик рядом, где я мог слушать и смотреть. Она улыбнулась мне, спросила, нет ли у меня каких-нибудь пожеланий и, когда у неё выдался перерыв, села за мой столик.
«Вы похожи на человека, который продал моей бабушке пианино много лет назад.»
Я не припомнил и попросил её рассказать поподробнее.
Она начала свой рассказ, и я сразу вспомнил! Боже, это была она! Та босоногая маленькая девочка в платье из мешковины!
Она сказала мне, что её зовут Элиза. Так как бабушка не могла платить за её фортепианные уроки, она научилась играть, слушая радио.
Она начала играть в церкви, куда они с бабушкой ходили пешком, преодолевая расстояние в две мили. Она также играла в школе, завоевала много призов и получила специальную стипендию. Она вышла замуж за адвоката в Мемфисе, и он купил ей прекрасный рояль, на котором она сейчас играет.
Что-то ещё шевельнулось у меня в мозгу. «Элиза,» сказал я. «Здесь темновато. Какого цвета твой рояль?»
«Он цвета красного дерева," — сказала она. «А что?»
Я не мог говорить. Понимала ли она значение красного дерева? Осознавала ли она безрассудную прозорливость своей бабушки, настаивающей на пианино цвета красного дерева, когда никто в ясном уме и твёрдой памяти не продал бы ей вообще ничего? Вряд ли. Дошло ли до неё, что всей своей замечательной судьбой лишённого привилегий и прав ребёнка в платье из мешковины, она обязана этому факту? Я уверен, что нет. Но я понимал это, и у меня запершило в горле.
Наконец я овладел собой." Просто интересно, какого он цвета, «сказал я. «Я горжусь тобой. Извини, мне нужно идти в свою комнату».
Мне, действительно, нужно было пойти в свою комнату, ведь мужчины не любят плакать на публике.