Отговорила роща золотая,
И все покрыто палою листвой…
Бутылки из-под листьев выгребая,
Идет дедок с потрепанной сумой.
Патрульно-постовой наряд не тронет
Привычного, как дождик, старика;
Порою на ходу смешок обронит
Иной ханурик, выпивший слегка,
Да пацаненок, чуждый пацифизма,
Засунет пальцы в рот и засвистит,
А дед плывет, как призрак коммунизма,
И лишь себе под чоботы глядит…
Снимите, люди, шляпы виновато,
Когда шагает в сумерки герой:
Он — в ранге Неизвестного солдата —
Остановил фашиста под Москвой,
Пред ним склонились Вена и Варшава,
Ему сдалась в Берлине вражья рать…
Он заслужил в стране родимой право —
Себе на хлеб бутылки собирать.
…И он уходит в отблеск обветшалый.
А в небе, не прощая ничего,
Струится журавлиный клин усталый.
И в том строю есть место для него.