Посвящаю всем медикам Донбасса, оставшимся на своих рабочих местах в своих городах и посёлках.
Не смотря ни на что.
Благодарю всех оставшихся – не смотря ни на что – пекарей, продавцов, водителей, коммунальщиков, учителей, МЧСников...
Засмотрелась, застыла…
Кругляш Луны — большущий, лоснящийся, жёлтый. Как те 20 грамм масла, что наконец-то выдали к скудному обеду на каждого малыша в детском отделении. Начали кормить, отвоёвывать у болячек.
Улыбнулась.
Задумалась, нахмурилась — вспомнила тёмные от боли и слёз глаза пацана этого… лет 20… из пленных. Без рук, с перебитым позвоночником. Что-то было такое в его взгляде… «Я не хотел!.. Я же не знал!.. Как же теперь, мамочка?.. Боооооооольно!..»
Расплакалась.
Вытерла слёзы. Сдавила виски ладонями. Перед глазами — сожжённая легковушка, в ней — искорёженные тела. Двое мужчин и женщина, прижавшая к себе малыша. И запах горелых тел. И охрипшие голоса МЧСников: «Прямое попадание…»
И опять — глаза этого парализованного безрукого хлопца. И снова — сгоревшая мама, закрывшая собой сгоревшего ребёнка.
«Я не хотел! Мамочка!!»
Прижала ладонь к сердцу. Задохнулась.
Вспомнила.
Подругу, бывшую однокурсницу, прикрывшую собой на операционном столе больного при обстреле. Подруга не выжила — множественные осколочные. Больной выздоравливает, его жена, недавно родившая дочку (в подвале роддома), назвала её в честь погибшей Юльки…
Где-то вдалеке завыла сирена.
Поправила волосы, застегнула халат.
Побежала в палату к тяжёлым. 90летнего Семёныча тащила на себе в бомбоубежище первым — он всегда плакал, как ребёнок, при первых звуках обстрелов. Он ещё помнил ТУ войну…
Кругляш Луны таял, стекал светом в утро.
Устала.
Вздохнула.
Живы.