Смешно…
Он не умеет быть не первым.
И реплика летит в притихший зал
с пометкой на полях: «немного нервно…»
— Бездарность, бл@!
«Немного» — я сказал!
А ты… ты переигрываешь снова…
Здесь нужно не играть,
…а просто жить —
как будто нет ни шанса запасного,
ни дубля…
И уже не изменить
хоть слово в лаконичном, сжатом тексте —
поскольку у людей острейший нюх
на фальшь и кич
в шкале несоответствий
духовного стриптиза стилю ню.
Он в бешенстве… в припадке.
Рвёт и мечет…
Кричит из тьмы:
—  Засунь в свой щуплый зад
кроваво-бутафорский кислый кетчуп!
Я буду настоящими стрелять…
И щёлкает затвором револьвера.
Привычка:
брать актёров на «слабо».
Какое там к чертям «немного нервно»!!! -
/ он циник — но не Ре’мбо, а Рембо' /
В душе Поэт —
до дрожи одержимый
финалом достоверных, честных сцен.
Настолько,
чтоб без позы и ужимок
являть свой эрегированный член.
В приливе гениального бесстыдства
выделывать невиданные па.
Мерзавца возбуждает не актриса,
а публика —
безликая толпа…
Лишь с нею он всегда прямолинеен,
шокирующе искренен и гол.
До сердца обнажается лишь с нею,
и кланяется…
…кланяется в пол…
под бодрое и шумное:
— На выход!
Виват, Маэстро! Браво! Браво! Бис.
Но схлынет всё.
И в зале станет тихо…
И вновь перед страдальцем чистый лист.
Чтоб в муках
/ непременно, только в муках!!! /
рождалось что-то новое опять…
А публика от сытости…
…от скуки
однажды будет роды принимать.
Безжалостной, суровой акушеркой
вдруг выдаст утешительный вердикт:
— Ребёнок жив!
и гул аплодисментов
диагноз милосердно подтвердит.
Но роды — это в будущем…
Зачатью
случиться просто так не суждено.
Он резко поднимается с кровати…
решается…
…и прыгает в окно.
Готов свернуть не горы, так хоть шею,
чтоб с пущей достоверностью сыграть
парящего безумца над Бродвеем,
чья участь —
…исключительно летать.