Бог едет в маршрутке, больной и угрюмый, потертая куртка и вязаный шарф. в нем сотни сомнений и пять лишних рюмок. на карте — еще десять дней ни гроша. в замерзшее небо врезаются кроны облезлых деревьев, на улицах грязь. в далекой стране цветут анемоны, хорошие люди и честная власть.
Бог шаг ускоряет, идя мимо церкви — опять побирушки, калеки, трэшак. собака голодная, (бросил наверно, ее на помойке какой-то мудак). и что-то глаза раздражающе щиплет, а в глотке тяжелый и вяжущий ком. ''ты мог бы помочь'' - голос совести сипнет. ''дать бедным на хлеб, псу найти новый дом.'' но Бог продолжает шагать без оглядки: ''у всех жизнь тяжелая, это злой рок. мм небо поможет, все будет в порядке. а что я могу? ведь я вовсе не Бог.''
Бог хочет уехать в страну анемонов, он копит усердно и учит язык. под домом его расцветают пионы, но Богу, конечно, нет дела до них. газеты кричат о войне неизбежной, горит революции пламенный стяг. сезоны привычно меняют одежду. Бог думает: ''все что творится — пустяк.'' все больше бездомных, все меньше довольных. все чаще от боли сжимает виски. Бог шепчет устало: ''ну, хватит, довольно. ведь мне все равно никого не спасти.''
Бог вовсе не сволочь, он жаждет покоя, как каждый, живущий в потоке веков. он просто не знает, (и в этом-то горе), что каждый, рожденный на свете — есть Бог.
*
Бог вертит в руке самокрутку сырую, разбитые губы царапает дождь. свистят за поселком снаряды и пули. по телу — знакомая злобная дрожь. страна анемонов и красных деревьев лежит под ногами, разбитая в прах. здесь все одинаковы — немцы, евреи, нет разницы в расах, есть глупость в умах. ползут по костям бестолковые танки. рычит пулемет: ''тра-та-та, тра-та-та''. мир встал на дыбы, повернулся изнанкой, но как же его сердцевина пуста.
Бог курит и плачет, и сам не заметив, что вместо воды из глаз капает кровь. а душный июльский отравленный вечер, хоронит под небом погибших богов.