Случилось это в далекие студенческие годы. На втором курсе мединститута, поехал я летом в стройотряд, в Лешуконию — страну чудес и беззакония, так в шутку называли Лешуконский район, Архангельской области. Дыра непросветная, только самолетом можно долететь, четыре с половиной часа на кукурузнике — АН -2. Как помню погода, над островом Кегостров, где базировался аэродром малой авиации, была пасмурная и ветряная. Перед вылетом стюардесса (представьте, в то время, даже на кукурузниках, вмещающих всего двенадцать человек, были стюардессы) поинтересо-
валась у пассажиров, о том кто плохо переносит качку. Все промолчали, а я, вспомнив, что меня в детстве как-то раз стошнило в автобусе, ответил утвердительно и все двенадцать зелененьких, бумажных пакетиков, для приема изрыгнутых харчей, благополучно были переданы мне.
По пути в поселок Вожгора, где мы стройотрядом должны были построить школу и ряд бытовых объектов, мы попали в грозовой фронт. Как не пытались пилоты обойти его стороной, ничего не получилось. Самолетик, сквозь проливной дождь, раскаты грома и сияние молний, кидало верх и вниз, и из стороны в сторону. Постепенно участники полета, благополучно, начали разбирать харч-пакетики, к концу полета вывернуло всех, кроме меня. Благодаря мастерству пилотов, правда только через шесть часов, мы благополучно приземлились на Лешуконскую землю. На пассажиров было страшно смотреть. Изможденные, бледно-зеленые лица, словно выжившие в газовой камере. При выходе из самолета, я как положено сдал не использованный пакетик стюардессе: а вы шутник молодой человек, улыбнувшись сказала она…
Видимо с тех пор мне и нравиться шутить.
Но я не об этом хотел вам рассказать.
Устроившись в вагончиках, рядом со стройкой, мы начали строительство школы. Место чудное, сосновый бор на берегу богатой и красивой северной реки Мезени. Пищеблок находился на самом крае обрывистого берега и из прилегающей к нему столовой, открывался изумительный вид, на величавую водную гладь, меняющую свои цвета в такт изменяющемуся, отраженному в ней небу. Вода гляделась, то небесно синей в ясную погоду, то свинцово серой в ненастье, то черной с мерцающими бликами отражающегося звездного неба и как бы разделенной на половины, серебристо-белой лунной дорожкой, а утром во время восхода солнца переливалась всеми оттенками, от ярко красного, до золотисто желтого.
Видимо по этому, от созерцания этой девственной, не тронутой цивилизацией красоты и аппетит, у бойцов стройотряда, был зверский, хотя и пищу готовили не профессиональные повара, а две девчонки-студентки. Командовал ими так же студент Александр, так как в связи с очень плохим зрением и врожденной хромотой (то ли одна нога была на десять сантиметров короче, или вторая на столько же длиннее другой) он не мог приносить полноценно помощь на стройке.
По совместительству он был и товаровед, и завсклад, и грузчик, и водовоз, и дровосек, и истопник, и первейший дегустатор. Хотя и в течении дня бедолаге хватало, он находил возможность иногда позагорать в солнечную погоду, на штабеле духмяных, свеже-напиленных сосновых досок, расположенных тут же рядом с пищеблоком.
Если Санек снимал, или терял по рассеянности очки, то становился беспомощным и слепым, как только родившиеся котенок или щенок.
Как-то в очередной трудовой день, мы гурьбой шли со стройки на обед. День был солнечный и приближаясь к столовой, увидели лежащего на штабеле досок Шурика и ласково гладящего, прикорнувшего у него на груди, величиной со среднюю кошку, серого зверька. Подойдя поближе мы просто оцепенели, я думаю наверное ужас охватил всех. Картина Репина маслом, да и только —
подслеповатый без очков Саша, поглаживающий и почесывающий за ушком, здоровенную, видимо старую крысу, которая к нашему изумлению смиренно, зажмурившись, без признаков всякой агрессии, позволяла ему ласкать себя и спокойно терпела Александровы экзерсисы. На вопрос, где он взял эту крысу, Саня расплылся в дурацкой улыбке и осклабившись добавил: ладно пошутили и хватит, ну шла кошка мимо, что и погладить нельзя, сейчас покормлю вас, а затем и ее, всем еды хватит. И вместе с крысой в обнимку присел на штабеле и стал шарить вокруг, ища свои очки, которые слава Богу свалились на землю невдалеке. Понимая ужас положения, если вдруг он найдет и оденет очки, и боясь подойти к нему близко, не помню уже кто, вдруг изрек: Сашенька, а ты положи котика на доски и подойди сюда за очками, они у нас. Как словом, так и делом Санек бережно положил животное на штабель и как только подошел, в него сразу вцепились все ошеломленные ребята. Да в чем дело? — брыкался ничего не понимающий зоофил.
С большой опаской забрали очки и водрузили на жертву обстоятельств. Когда наконец Александр прозрел, это надо было видеть, он стал похож на изваяние, с округлившимися глазами, открытым ртом, издающее нечленораздельные звуки и указывающее перстом, вытянутой руки на любимого «котика», который после громкого крика, хлопания в ладоши потихонечку покинул штабель в направлении выгребной ямы.
Больше мы эту крысу не видели. Но до сих пор остается загадкой, почему она далась в руки и не покусала нерадивого любителя фауны.
То ли от старости, то ли лень было, то ли Сашкины ласки понравились?!)))