Господи,Господи,не дай дожить до такого конца....пишу то,что приходит первое в голову....а ведь их,таких много....очень много....возможно мало кто прочитает...но тот кто осилит,пусть задумается...
В свой день рождения Она проснулась в 5 утра, как, впрочем, и в остальные дни года.
Сухая седенькая голова поднялась с подушки, почти не оставив вмятины.
С трудом опустив больные, изъеденные узлами тромбофлебита, ноги на пол, она замерла.
Слишком резкие движения уже который месяц приводили к головокружению, а однажды, она даже упала и ударилась виском об угол стола. Пролежав, как потом оказалось, полчаса без сознания, даже не истекла кровью. То ли крови в невесомом тельце осталось так мало, то ли не время еще было…
Она знала, что тогда было еще не время.
Подойдя к окну, она раздвинула старые выцветшие шторы… город спал сладким субботним сном, закутавшись снежным одеялом. Фонари тусклыми глазами выхватывали хвою на утоптанных дорожках. Это люди уже потихоньку тащили домой с елочных базаров зеленый атрибут праздника, без которого неизменные «оливье» и мандарины не составляли полной картины новогоднего вечера. Она прищурилась, запавшие глаза заслезились, и дырявые тапки прошуршали в ванную комнату…
Засвистел старый, уже полу-эмалированный, чайник. Она привыкла пить чай рано утром, когда никакие посторонние звуки не нарушали этой священной церемонии.
Рыжая кошка, услышав движение в квартире, притрусила к завтраку. Без ненужных уже ни ей, ни хозяйке, просьб и заглядываний, степенно уселась напротив своей миски, ожидая привычного пиршества.
Непослушные от полиартрита пальцы с трудом отодвинули шпингалет на форточке. Из недр привязанной со стороны улицы сумки, был извлечен непрозрачный полиэтиленовый пакетик. Тридцатилетний холодильник, подаренный Ей в честь выхода на пенсию, последние два года был не работал и служил на кухне просто шкафом для старых банок, коробок и прочих емкостей.
…Чайная ложечка зачерпнула сахар. Сегодня особенный день. Поэтому еще одна ложечка была неторопливо опрокинута в чай.
Из пакета заманчиво выглядывала настоящая, докторская, купленная специально к сегодняшнему дню, вареная колбаса. Кошачьи ноздри судорожно задергались от уже забытого, или даже никогда не знакомого запаха. Когти исступленно скребли ножки стола…
- На-ка! — полувыдохнул ввалившийся рот…
Нож, поколебавшись, отсек ровную половину от деликатесного куска…
Они ели одновременно. Острые кошачьи зубы бешено рвали колбасу, будто боясь, что сейчас та же рука, что кинула эту вкуснотищу, передумает и отнимет её обратно…
Она же медленно пережевывала несколькими оставшимися зубами нежную мякоть, перетирая полученную кашицу деснами до почти жидкого состояния, и только затем глотала, наслаждаясь…
Тикали часы, задавая как метрономом, ритм для двух жующих…
…На сладкое был торт. Настоящий, белоснежный и пугающе красивый. Он был куплен на последние деньги. Она откладывала по рублю каждый день с прошлого года, методично, будто от неисполнения этого правила могло случиться что-то страшное и непоправимое.
Вчера, в булочной, под презрительно-снисходительный взгляд молоденькой продавщицы, она извлекла из рваного кошелечка 365 рублей и с каким-то благоговением протянула руки за белым воздушным чудом в коробке.
…Сладкое Она любила с детства, но торт последний раз ела несколько лет назад, в актовом зале местной администрации, куда их пригласили 9 мая, вручили по бутылке водки, по банке кофе, и по коробке конфет. За огромным столом, сидели такие же, как она, тридцать пять (ровно по смете) ветеранов, и смотрели в чашки с чаем, не поднимая глаз. Аккуратно поделенные 35 кусочков (не больше, не меньше) торта были разложены по фарфоровым тарелкам…
А приглашенным было стыдно и за это дежурное поздравление, и за эти подарки, и за самих себя, таких сгорбленных и обшарпанных рядом с шикарными оконными драпировками и сияющим сервизом…
Но сегодняшний торт был совсем иным. Аккуратно снятая прозрачная крышка обнажила его великолепие… Он возвышался на столе как что-то неземное и сказочное, будто излучая загадочный свет…
Она сидела и смотрела на его причудливо изогнутые кремовые завитки с какой-то детской восторженностью и боязнью разрушить эту целостность даже дыханием…
Она представляла как эти завитки будут таять на языке, оставляя сладкий привкус нежнейших сливок.
Дрожащая рука занесла нож… В воображении абсолютно четко рисовалось это рыхлое ноздреватое нутро из бисквита, пересеченного полосками крема…
Вдруг губы задрожали… Нож стукнулся о столешницу и упал на пол…
Набрякшие веки набухли от слез, и по бороздкам морщинистых обвислых щек пробежали бесцветные ручейки.
Она понимала, что время пришло… Она почувствовала это каждой клеточкой, каждым волоском… каждым нервом… Сегодня, сейчас, в эту же минуту… Она знала, что это будет сегодня. Но неужели сейчас?
Торт… это была не мечта, это была жизнь! Это была Ее жизнь, заключенная в 2 килограмма белой массы. Неужели Она не успеет, не почувствует …
Какой-то лихорадочный румянец выступил на землистых пергаментных щеках…
Скрюченные пальцы вонзились в беззащитно распластанное белоснежное чудо…
Она вырывала куски бисквита, и яростно заталкивала пригоршнями в рот ставшую за мгновение бесформенную субстанцию. Не успевая проглотить первую порцию, она зачерпывала еще и еще…
ЩЕЛК!
Сгусток тромба, отправившись в путешествие по вене, пришел к финишу…
…В щель кухонных занавесок, пробивался проснувшийся луч. Прячась от декабрьского морозца, солнечный зайчик влетел в комнату и уселся на стене … Он молча смотрел с кафельного квадрата на лежащую на полу старушку. Перештопанное сто раз исподнее стыдливо выглядывало из-под халата… Руки, разлетевшиеся по линолеуму, будто все еще пытались удержать белое месиво…
Рыжая кошка, повернув голову набок, задумчиво смотрела с табуретки… Мягко спрыгнув, ткнулась носом в пальцы, и потихоньку попробовала шершавым язычком расползающуюся массу… и, не услышав окриков и возражений, взялась проворно слизывать лакомство…